— На картинке тогда слоны откуда взялись? — обескуражил его вопросом Леха.
— А вот это, брат Леха, очень правильный вопрос,[8] — ответил Чайка, бросив косой взгляд на вождей, которые, отойдя чуть в сторону, нарушили обет молчания и теперь о чем-то перешептывались, словно решая судьбу пленников. — Допустим, что слонов здесь отродясь не водилось, только мамонты, и те давно вымерли. Тогда мы с тобой первые из африканцев, кто доплыл сюда и видел в своей жизни слонов. Но в этом случае это мы должны были сапотекам слонов хотя бы нарисовать, а они, похоже, кое-что о них уже давно знают. Нестыковка получается.
— Сдается мне, командир, что мы не первые, кто сюда прибыл, — озадачил его Леха простым ответом.
Федор некоторое время молчал, переваривая услышанное, но так и не пришел пока к ясному выводу.
— Хрен его знает, кто еще тут до нас побывал, — махнул рукой Федор, вновь бросив взгляд в сторону неторопливо совещавшихся вождей, — нам сейчас главное, чтобы эти мудрые старейшины не отправили нас на виселицу за все наши знания, как лишних свидетелей. Может, то, что нам показывали, здесь простым смертным и знать нельзя.
— Лишние свидетели никому не нужны, — согласился Ларин, но добавил с сомнением в голосе: — Только что мы такого знаем? Про слонов? Так это вряд ли военная тайна…
Федор не успел ему возразить. Верховный вождь сапотеков что-то приказал высоким трескучим голосом, — Чайка услышал его впервые и даже вздрогнул, таким неприятным был этот голос, — и сквозь ряды охранников протиснулись два освобожденных Лариным сапотека.
— Суд вызывает свидетелей, — криво ухмыльнулся Леха, поглядев на унылые физиономии индейцев, которые одинаково боялись смотреть и на финикийцев и на своих вождей.
— Что молчите? Да, предателям везде несладко, — подлил масла в огонь Ларин, словно сапотеки могли его понять. Но, копье охранника, уткнувшись ему едва ли не в горло, заставило бравого адмирала замолчать.
— Ладно, посмотрим, что напоют эти свидетели, — отодвинувшись от острия, прохрипел Леха, умолкая.
Опираясь на высокий посох, обвешанный амулетами, главный старец Монте-Альбана, а Федору отчего-то показалось, что индеец с морщинистым лицом был именно в этом ранге, что-то резко спросил, указав на пленников.
Те рухнули на колени и затараторили, перебивая друг друга. Сколько ни вслушивался в их сбивчивую речь Федор Чайка, ничего «разобрать» так и не смог, кроме нескольких упоминаний про уже знакомого Питаошоо. Кем был этот Питаошоо, Федор пока мог только догадываться. Скорее всего, божеством, которое не то трясет землю, не то насылает громы с небес. Об этом Чайка догадался, когда оба индейца при каждом упоминании Питаошоо, подобно театральным жестам «толмача», вскидывали руки вверх и дергались в конвульсиях, пытаясь изобразить грохот падающих камней или раскаты грома. Получалось у них хуже, чем у образованного «толмача» сапотеков, который взирал на это выступление свидетелей с явным подозрением.
Неожиданно словесное извержение сапотеков закончилось.
Пронзительный взгляд, ограненный головным убором из черных перьев, вновь скользнул по Федору, отозвавшись неприятным холодком в душе. Кольчатые серьги красного цвета с позолотой всколыхнулись, и старец что-то коротко спросил у обоих сапотеков, глядя на него.
Оба, как по команде, распрямились, вскинули правую руку и указали на Леху Ларина, который от неожиданности потерял дар речи.
— Я? — только и вымолвил он, хлопая глазами. — А что я?
Старик медленно и грациозно, так что ни перья, ни украшения в ушах не дрогнули, вновь развернулся к сапотекам и еще что-то спросил. Вопрос был чуть длиннее, чем в первый раз, но его интонация показалась Федору менее приятной.
В ответ оба сапотека, ни секунды не колеблясь, указали на Чайку. Пронзительный взгляд старца едва не отбросил Федора к стене, уткнувшись в него. Вождь еще некоторое время молча буравил Федора взглядом, а потом что-то коротко сказал «толмачу», не расстававшемуся со своими глиняными табличками. Затем, потеряв интерес к пленникам, медленно направился к выходу. Стоило ему сделать первый шаг в сторону двери, как она отворилась будто сама собой. Охранники мгновенно перестроились вдоль его пути в два ряда и, продолжая следить за обескураженными пленниками, пропустили вождя к выходу.
За ним, еще раз осмотрев финикийцев, словно чтобы запомнить, какими они были перед казнью, направился второй вождь. Прибывшая процессия покидала каземат смертников в той же последовательности, как и появилась здесь.
— Что-то я не понял, Федя, — выдавил из себя Леха, глядя на колыхавшиеся перья индейских вождей, которые медленно уплывали вдаль, — и что они решили?