Владимиру Скворцову было тогда тридцать четыре года, и последние девять он был женат на Светлане — тридцатидвухлетней худенькой кареглазой женщине, преподавательнице русского языка и литературы. Светлана была уже на девятом месяце, и в сентябре семья Скворцовых должна была увеличиться до четырех человек. Третьей была их семилетняя дочь Анечка — подававшая надежды маленькая гимнастка и просто умница, собиравшаяся в сентябре идти в первый класс. Скворцовы жили в служебной двухкомнатной квартире, на восьмом этаже нового шестнадцатиэтажного дома в новом микрорайоне города N.

С юности Владимир был патриотом своей страны. Его отец и дед были военными. Дед воевал в Великую отечественную и дошел до Берлина, отец был офицером Советской Армии. Дед с отцом тоже были патриотами, но они были патриотами совсем другой страны. Владимир же был патриотом России «новой» — России претендовавшей на преемственность той царской России, от которой измученный царизмом народ избавила революция семнадцатого года прошлого века и о которой, спустя семьдесят лет, бросившаяся наперебой угождать сменившейся власти интеллигенция принялась скорбно вещать как о «России, которую они потеряли». Владимир служил этой России и, как он всегда думал, защищал ее своей службой, ведь он был частью того, чему еще во времена службы его отца было дано благородное и грозное название: Ядерный Щит Родины. Именно Щит. Не меч. Щит!

Владимир набрал домашний номер. Трубку взяли после пятого гудка.

— Алло… — ответил в наушнике голос Светланы.

— Света! Это я. Номер служебный. Слушай, и не перебивай. Сейчас берешь Анюту, обуваетесь в кроссовки, берете с собой одеяло, пятилитровую баклажку с водой, что на кухне стоит, куртки… в кладовке лежит рюкзак, берешь с собой, там противогазы и все необходимое на первое время, и бегом — слышишь? — бегом вниз! Лифтом не пользуйтесь. По лестнице вниз. Времени пять минут. Через десять по городу будет нанесен ядерный удар…

— Как… Воло…

— Не перебивай. Бегом. Вас не должно быть в доме. Дом может обрушиться. Бегом в подземную стоянку! В дальний от въезда конец второго уровня, он не под домом. Там есть вентиляция, но дышать без противогазов будет нельзя. Запомни это. Не пытайтесь выходить на поверхность! Поняла?

— Но, Вова… — начала, было, жена.

— Поняла? — он понизил ставший холодным как сталь голос.

— Да. Да, поняла, — послышалось в трубке.

— Через сутки я за вами приду. Все. Я люблю вас, мои девочки.

— Но… Откуда…

— Бегом! Бегом из квартиры! По лестнице! — он почувствовал, что сейчас сорвется. — Все, отбой!

Скворцов нажал кнопку. Его рука слегка вздрагивала, по щекам стекали две мутные капли, которых он не замечал. Лицо было как каменное, как лицо памятника герою из прошлого, что продолжал стоять в городе N на проспекте Ленина, несмотря на все попытки новой власти перенести символ не то «тоталитарного прошлого» не то «безбожной власти» (в зависимости от того, кто говорил) куда-нибудь подальше от центра.

Капитан Скворцов, конечно же, не раз думал об этом — обыгрывал в мыслях разные сценарии. Но сценарий, в котором Россия становится агрессором, он никогда не рассматривал всерьез. В его голове просто не укладывалось такое развитие событий. Ведь всем известно: если кто и начнет Третью Мировую, то это обязательно должны быть проклятые «пиндосы», или, на худой конец, китайцы, но не Россия, у которой особенная стать, которая есть оплот духовности и спасительница человечества от «толерастии» и всяких мерзостей, рвущихся на Святую Русь из развращенной «Гейропы». И ведь, вот же, начала ведь Россия вставать с колен, с приходом «Русской Власти»! Ведь начала же!

Владимир стоял, уставившись на карту, на которой появлялись все новые и новые красные точки с расползавшимися от них концентрическими кружками разных оттенков.

В его голове проносились противоречивые мысли. Все переворачивалось с ног на голову и обратно. Все, во что он верил, оказывалось ложью. Государство, которому он служил, оказалось агрессором, разрушителем мира.

Его дочь… В каком мире она теперь будет жить? И будет ли она жива завтра? Он хорошо понимал — что происходило в тот момент в красных точках: миллионы таких же, как его жена и дочь, жен и дочерей, миллионы чьих-то матерей, отцов, сыновей ГОРЕЛИ. Горели живьем, не поняв даже за что, почему их постигла эта участь.

И ведь все к тому шло. Как он мог этого не замечать? не понимать? как мог быть настолько слепым? Проводимая новой Властью («Русской Властью» — как с гордостью ее называли патриоты-националисты) внешняя политика просто должна была привести к катастрофе, всякий трезвомыслящий человек это понимал (но не он — он не хотел понимать). Многие об этом говорили, многих за такие разговоры сажали. Уголовный кодекс быстро пополнялся соответствующими статьями. К давней мракобесной статье за «оскорбление чувств верующих» прибавили «богохульство» и «оскорбление лица имеющего духовный сан». Появились статьи, предусматривавшие наказания за «аморальное поведение» (по которой легко можно было привлечь к ответственности чуть ли не каждого второго), за «совместное проживание вне брака» (избежать экономического и правового преследования после принятия этого закона стало возможным только вступив в законный брак, — причем выданное любым попом «свидетельство» о вступлении в брак приравнивалось теперь к свидетельству из ЗАГСа), пролоббированная Церковью долгожданная статья за «однополые связи» (результатом принятия которой стали несколько десятков публичных уголовных дел против известных всей стране гомосексуалистов и волна унизительных принудительных медосмотров на предприятиях в вузах и школах), ну и главный инструмент подавления оппозиции — статья за «оскорбление Государства» (трактовать которую можно было как угодно самому оскорбляющемуся, в лице его представителей — всевозможных чинуш регионального и федерального масштаба во главе с Господином Президентом).

А началось все после прошедших весной позапрошлого года «досрочных президентских выборов» (на деле: уже отработанной схемы по легитимации навязанного узким кругом широким массам кандидата). С приходом в Кремль нового Президента прошла тотальная зачистка всей горизонтали власти. На смену одряхлевшим паханам и царькам, урвавшим свой кусок пирога в лихие девяностые и «стабильные» нулевые, пришли патриотичные военные и фашиствующие «русские предприниматели». Многие, как среди военных, так и среди предпринимателей состояли в теснейших связях с Церковью и различных сектах правого толка, вроде неоязычников и трезвенников-фанатиков, видевших за каждым углом масонский заговор против Государства Российского.