– «Исландия задыхается»? – я смеюсь, воображая горящие глаза и отливающие серебром волосы мужчины, каждый раз вопящего в упоенной эйфории, когда полиция выдворяет их вместе с товарищами с очередного завода или протестной акции против действующих капиталистических сил на нашем вулканическом острове. – Ничего не меняется.
– Ты очень на него похож.
На секунду Лиз бросает взгляд на мой шрам на щеке, прежде чем снова посмотреть мне в глаза.
– Как будто я снова вижу его. Таким, каким помню из детства.
Она икает с такой силой, что всё её массивное тело вздрагивает.
– Ну, кроме волос. Почему ты всегда их так коротко стрижешь?
– Чем же? – спрашиваю я сухо и вижу, как всколыхнувшая ее волна радости начинает спадать. – Чем мы с ним похожи? Наверное, ты имеешь в виду наш уникальный химический состав – мы источаем ржавчину, которой покрывается все, к чему мы с ним прикасаемся.
– Торкильд, я не это имела в виду, ты же знаешь. Я знаю, что ты никогда не хотел… Что случившееся с… Что ты никогда…
– Тогда о чём ты?
– Я только…
Она тянется за сладким рулетом. Её взгляд снова задерживается на моем шраме на щеке.
– Ты всегда была таким красавцем, – печально произносит она и закрывает лицо руками.
– Ну ладно тебе, Лиз, – говорю я и ладонью прикасаюсь к ее руке, пытаясь изобразить в улыбке, что мне не больно, – не все могут так хорошо сохраниться, как ты, когда возраст близится к пятидесяти.
– Боже, прекрати, Торкильд, – всхлипывает она и смотрит на меня сквозь пальцы, – прекрати издеваться, это некрасиво.
– Что?! – я развожу руками. – Я серьёзно.
Наконец она отводит руки от лица.
– Послушай, – начинает она свою речь, – я не думаю, что ты можешь здесь оставаться.
– Расслабься, Лиз, я и не останусь, – отвечаю я. – У меня больше нет прав, и мне нужна помощь, чтобы арендовать автомобиль.
– Арвиду тоже нелегко. – Она всматривается в пустое блюдо из-под печенья, словно ища там, среди крошек, силы снова и снова рассказывать эти сказки, которые она рассказывает себе каждый день, чтобы держаться на плаву.
Сколько бы я ни давал по морде этому мерзавцу, за которого она вышла замуж, он бил ее и будет бить. А она будет вглядываться в блюдо с печеньем в поисках сил жить дальше. Лиз всё еще думает, что это только переходный период, и если она перестанет «провоцировать» его удары, то всё будет хорошо.