На заводе действует всего одно святое правило — работу доменных печей останавливать нельзя. Нельзя не обеспечить выпуск чугуна, нельзя остановить его розлив, нельзя задержать загрузку печей сырьём. Доменные печи, которых на Чермете три штуки, должны плавить руду и выпускать металл. Остановка процесса означает смерть печи. Не приведи боже, если она хоть немного остынет — тут же поймает «козла»! Это означает, что чугун застынет, и для восстановления печи потребуется выдолбить все её внутренности. То есть дождаться полного остывания, а потом рубить чугунную шайбу весом в тысячу тонн. В какие деньги встанут убытки, с кого за это спросят… даже думать не хочется.

Когда Пётр наконец-то стал полноправным участником производственного процесса, то есть заключил трудовой договор с работодателем, на часть своих вопрос ответы он нашел уже сам. А кое-что пояснил начальник цеха, и чаще всего пояснения не порадовали, хотя и сами вопросы были не радостные. Ответы разделились на три группы, можно даже сказать, что в конечном итоге было три ответа в разных вариациях. Выглядели они после снятия словесной шелухи следующим образом: так здесь принято; надо бы по-другому, но дорого; это политический вопрос, не ищи логику. То есть улучшать и преобразовывать никто ничего не готов.

— Но если лично ты, Фролов, можешь придумать что-то, что не потребует остановки производства или больших затрат, то валяй.

— Что, правда? Можно пробовать?

— Да. На свой страх и риск.

— У кого утверждать планы?

— Да у меня и утверждай, а я буду деньги у руководства завода просить на это дело. Только докладную подавай в произвольной форме прямо на моё имя от руки за своей подписью. Чтоб я потом ею прикрылся, случись что.

Вот реально такой подход к делу Петра порадовал. Практически ему отдали цех, а вместе с ним и чуть ли не всю инфраструктуру завода в качестве песочницы. Знай пробуй идеи, да не забывай докладные записки класть на стол Лузгина типа: предлагаю такое-то нововведение, прогнозирую такой-то эффект, затраты составят столько-то рублей. Без подсчета копеек и многостраничных выкладок.

Самым первым вкладом в реорганизацию цеха стала идея о расширении парка станции Заводская — самой большой и самой настоящей станции на заводе. Именно туда с железной дороги приходят поезда с сырьём, оттуда возвращаются поезда с готовой продукцией и порожними вагонами. Вроде всё просто — чем больше путей, тем больше парк вмещает вагонов, больше возможностей для маневров. Одна проблема — с одной стороны здания, с другой овраг. Вот и предложил Пётр все твердые отходы, образующиеся при функционировании завода ссыпать в овраг вдоль крайнего пути. А потом трамбовать и планировать мощными японскими экскаваторами «Комацу». Всё равно строительный мусор надо куда-то вывозит. Благо на большом заводе всегда стройка и всегда снос. Даже удивительно, почему новое руководство не может пройти мимо старых зданий и цехов, чтоб не захотеть что-то снести, а что-то выстроить. Потом главный инженер завода меняется и опять ходит и ищет чего бы снести. Стоит кол, на колу мочало — начинай стройку сначала.

Расширение станции — это зримо и весомо, и даже стало потихоньку реализовываться. Но самую большую революцию Фролов устроил не на земле, а в головах своих подчиненных на первом же техническом занятии, а потом и возглавил её. Технические занятия, та фигня, которая раньше никогда никому не была нужна, по мнению Петра, а главное в его исполнении стали просто хитами. Он четко понимал правоту Суворова, считавшего, что каждый солдат должен знать свой маневр. Поэтому каждое занятие было спектаклем, шоу, бенефисом великого актера, волею небес, оказавшегося не в театре Сатиры, а в кабинете техучёбы.

— Запомните дорогие мои — вещал он, — любой вагон, любой груз или механизм есть просто железка, которую можно изготовить или купить. И только ваши жизни бесценны и незаменимы! Даже самую обычную ногу, если вы её потеряете, вам никто не переставит. Честно-честно. А если вы потеряете руку, то ковырять в носу станет нечем. Ну кроме второй руки.

— И что теперь, не работать?

— Есть среди вас идиоты или неумехи? Поднимите руки, кто дурачок! Нету таких? Значит все составители могут на глаз выявить негабаритное место, где можно зацепиться вагоном или, не дай бог, самому напороться?

— Все могут!

— А тогда нахрена ехать там, где ехать нельзя?!

— Так велят же!

— Вам кто-то велит устроить сход вагонов или развал груза? Приказывают погибнуть на производстве? Вас кто-то заставляет увозить с пункта погрузки вагон с неправильной загрузкой?

— Последнее бывает. Накидают две нормы, аж вагон трещит и лом рассыпается, а ты вези.

— Ну так я запрещаю. И напоминаю, ваш начальник я, а не начальник доменного цеха, не начальник производства, не мастер участка.

— Ага, видали мы таких! Придут к вам же с охранниками и заставят ехать по закрытому для движения участку. А откажетесь, выведут за ворота силой.