— Мне страшно, мама... — прошептал мальчик и расплакался. Таня все пела и пела лермонтовскую казачью песню, пока ребенок, выплакавшись, не заснул у нее на руках.

Нил взял сына на руки и осторожно положил на кровать, прикрыв одеялом. Таня так и оставалась сидеть на краю, закрыв лицо руками, но Нил понял, что она плачет.

— Какой же я дурак...

Нил опустился на колени и обнял ее. Потом поднял на руки и отнес к себе...

Все подозрения растаяли мгновенно. Нил понял, что тогда, в Мэриленде, он ошибся, не могла такая женщина хладнокровно убить двух человек, пусть даже и негодяев.

— Только не расплескай, а то ты вечно проливаешь на все, что попало. — Нил подал ей виски и чуть коснулся о край своим стаканом. Хрусталь тихо отозвался. — За нас троих без слез и без огня!

— Только не говори, что любишь меня, потому что только я умею любить и никто так, как я, даже ты.

— Кажется, у нас начались отношения, но выяснять мы их теперь подавно не будем.

Нил нажал на кнопку ночника, и звездная ночь вы сыпалась в окно.

Третье утро на острове выдалось солнечным и ясным. В саду вовсю шла уборка следов пожара, и скоро общими усилиями только обгоревшая трава напоминала о ночном кошмаре. Настроение у всех домашних было еще тревожное, но счастливое спасение Нила, о котором все только и говорили, постепенно развеивало печаль прошедшего дня.

Нил проснулся и долго смотрел на спящую Таню. Так много произошло за эти бесконечно долгих два дня. Сомнения навалились с новой силой.