– Сколько?

– Двенадцать тысяч таблеток.

Ни хрена себе этот дилер затарился.

– И почем?

– Вообще-то нормальная цена – шестьсот марок, но вам я готов отдать за четыреста.

– А за триста готов? Нет, я не настаиваю и отнимать эту дрянь у тебя не собираюсь. Можешь сам вразвес попробовать продавать. Глядишь, и больше шести сотен заработаешь.

Очень похоже, что эта отрава жгла интенданту руки, и он не прочь от нее избавиться. Да и цена в шесть сотен, вероятно, была вполне реальной.

– Понимаете, не то что я что-то потеряю, если отдам вам это за триста марок, но уж точно ничего не заработаю.

Ну, да. Дело даже не в том, что однажды не заработает, а в принципе – один раз останешься без гешефта, второй раз уже проще такое вытерпеть, а на третий придется из своего кармана докладывать. А это позор и разорение.

– Хорошо, пойду вам навстречу, Огюст, триста тридцать. Десять процентов на посреднической сделке это нормально, но я не настаиваю.

Мезьер чуть было не вздохнул от облегчения. Все правильно я просчитал – тридцать марок – это, конечно, так, плюнуть и растереть, во время войн проценты считаются не десятками, а сотнями и тысячами, но, главное, он знает, что не потерял хватку, а значит, еще побарахтается. Пусть барахтается, главное, чтобы нам на пользу было, да и я слабины не дал – такому только дай намек, сразу попытается вывернуться, да еще за твой же счет.

Уж полдень близится, а Германа все нет. Он сегодня с Лиховеем обедает – в ресторане. Кто-то кого-то будет вербовать! А может, просто так водки нажрутся – тут уж как повезет. Надеюсь, Аня за ними проследит – встреча эта залегендирована как смотрины, типа младшая родственница представляет дядюшке своего кавалера. Не понравилась мне идея с рестораном, но Аня объяснила, что дядя теперь персона публичная, и встреча с ним «втихую» более подозрительна, чем пьянка в ресторации с битьем посуды и морд халдеев. Скрепя сердце согласился, но вот что-то на душе кошки скребут.

Ну, наконец-то, вот она, сладкая парочка. От Фефера попахивало, но сочетание запахов было странное. Да и не шатался он только потому, что подпирала его настоящая русская женщина. Та, что коня на скаку да в горящую избу.

– Слышь, морда фолксдойчная, когда это ты успел с самогонки на коньяк перейти?

– Хорошие люди угостили, – не понял, он, правда, настолько датый или придуривается. – Настоящий кэ… вэ… кэ, вот!

– Ага, поверх самогона, а тот поверх водки? Ань, ты куда смотрела?

– А я тут при чем? Два мужика ханку жрут, а я виновата? Они у меня оба получат, и тот, и другой… Как протрезвеют. А то, ишь, придумали: «Молчи, женщина!»

Герку я, положим, сейчас увезу, а вот Лиховею, похоже, достанется. За двоих! А там, глядишь, перегорит – мне Фефер живой нужен, а раз еще не убила, то есть все шансы, что пронесет. Не в физиологическом смысле этого слова.

Город покинули без происшествий, но разве обойдут неприятности стороной того, кто их безустанно ищет? Вот и нас не обошли: не проехав и пяти километров, нарвались на патруль. Пожалел о старых добрых временах, когда единственно, на кого можно было нарваться, это жандармерия. С теми все просто – документы на месте, езжай дальше, нет – руки в гору. С прибалтами все сложнее – этим главное размер взятки, а каков он с нескольких полных телег, забитых явно не результатами крестьянского труда, даже представить сложно. Причем сложно не только нам, но и остановившим нас латышам. Предлагать взятку с ходу нельзя – кто первый обозначит свой интерес, тот и проиграл, даже слабину давать и то опасно, а значит, нас ожидала долгая торговля.

– Чего непонятно, документы на месте, печати и подписи на них. Чего тебе еще, рожа чухонская, надо?