Вскоре начались болота. Здесь колея лишь слегка возвышалась над открытой местностью, а травы и кустарник поредели. К счастью, вскоре железнодорожные пути пошли по более высокому месту и по обеим сторонам вновь зашумели кустарник и куманика. Меня несказанно обрадовал этот живой заслон: именно здесь дорога на Раули подходила к путям особенно близко. Как раз в конце зеленого туннеля дорога и колея пересекались, а потом снова расходились на безопасное расстояние. К этому моменту я почти уверовал в то, что железнодорожный путь не патрулируется.
Перед тем как вступить в заросли, я огляделся – вокруг никого не было. Издали старинные шпили и крыши гибнущего Иннсмута, затянутые таинственной вуалью из лунного света, выглядели необычайно живописно. Как же хороши они, видимо, были, подумал я, в те дни, когда Зло еще не распростерло свои крыла над городом! Блуждая, взор мой соскользнул с мирной картины ночного города на нечто такое, что заставило меня похолодеть.
Если зрение не обманывало, к югу от меня, у городской черты, зарождалось какое-то лихорадочное бурление. Казалось, город исторгал из себя целые полчища неких тварей, которые изливались на ровную ипсвичскую дорогу. На таком большом расстоянии трудно было различить отдельные фигуры, но меня стала бить дрожь от самого вида этой гадостной движущейся колонны. Как-то слишком уж равномерно она колыхалась и слишком ярко переливалась в лучах луны, переместившейся к этому времени в западную часть неба. Хотя ветер дул в противоположную сторону, мне слышались скрежет когтей и звериный рык, по омерзительности эффекта превосходивший даже те гнусные звуки, которые издавали мои преследователи.
В мозгу вспыхивали самые разные предположения. Может, это те иннсмутцы, которые превратились со временем в морских чудовищ и теперь укрываются в разрушенных домах у верфи? А может, таинственные пловцы, увиденные мной в водах океана? Поражало, однако, количество этих сверкающих тварей. Оно было слишком большим для такого безлюдного городка, как Иннсмут, тем более что часть местных жителей патрулировала другие дороги.
Откуда могли взяться эти толпы? Неужели в старых, заброшенных складах действительно таилась тщательно скрываемая от посторонних глаз неизвестная жизнь? Или некий корабль тайно высадил на дьявольский риф тысячи неведомых пришельцев? Кто они? Зачем появились здесь? Они заполнили всю ипсвичскую дорогу, – может, и на других творилось то же самое?
Я вступил наконец на заросший кустарником отрезок пути и медленным шагом стал продираться сквозь заросли. Неожиданно зловоние резко усилилось. Видимо, направление ветра переменилось, подумал я, наверное, теперь он дует с моря. Одновременно, к моему большому удивлению, послышалась гортанная речь. Раздавались и другие звуки, что-то вроде «шлеп-хлоп» или «плюх-бух», вызвавшие у меня неприятные ассоциации. Вне всякой логики я почему-то подумал о колышущейся по ипсвичской дороге колонне.
Звук и зловоние нарастали, и я, дрожа от страха, затаился, благодаря судьбу за надежное укрытие. Именно здесь дорога на Раули подходила к путям особенно близко, прежде чем пересечься и разойтись в разные стороны. Прижавшись к земле, я решил переждать, пока невидимое шествие минует меня и направится на запад. Благодарение небесам, они не искали меня с собаками. Те наверняка напали бы на мой след, если только им не помешал бы омерзительный смрад. Теперь же я чувствовал себя в полной безопасности, хотя знал, что патруль пересечет колею всего в сотне ярдов отсюда, и тихонько лежал, скрючившись, в песчаной ямке, отгороженный от врагов густой растительностью. Я смогу их видеть, они же, если не случится нечто непредвиденное, меня не заметят.
Услышав топот совсем рядом, я не решился посмотреть в ту сторону. Просто лежал и представлял себе, как в эту минуту залитая лунным светом дорога заполняется немыслимыми существами. Выглядят они, должно быть, еще гнуснее тех, что я видел в Иннсмуте. До смерти не забудешь!
Я задыхался от невыносимого зловония, но еще больше меня терзали звуки, нисколько не напоминавшие человеческую речь. Чудовищная какофония из кваканья, лая и рыка. Неужели это голоса моих преследователей? Может, все-таки с ними собаки? В городе я не видел домашних животных. Но кто может так шлепать и топать? Дегенеративные иннсмутцы? Вряд ли. Я решил как можно крепче зажмурить глаза и не открывать, пока не стихнет шум. Орда была совсем рядом: земля дрожала. Я уже почти не мог дышать и только все сильнее сжимал веки.
Что было дальше – ужасная явь или кошмарная галлюцинация? Правительственная комиссия, работавшая здесь после моих отчаянных призывов вмешаться и положить конец дьявольскому сговору, подтвердила: да, все происходило на самом деле. Но и они могли подпасть под власть галлюцинаций. Этот старинный, захваченный злой силой город, возможно, вызывал у людей массовый психоз. Такие места уникальны, к ним надо подходить с особой меркой. Завораживающая воображение легенда хоть кому замутит голову, особенно на фоне вымерших улиц с их удушливым зловонием, среди покосившихся шпилей и гниющих крыш. А может, микроб безумия проник в атмосферу города? Может, это болезнь, принесенная неким злом издалека? Ну у кого, скажите, могло сохраниться чувство реальности после рассказов Зедока Аллена? Позже полиция искала его, но не нашла. Кто знает, что с ним стало? И где кончается безумие и начинается объективная реальность? Возможно, мои недавние страхи – тоже иллюзия?
Но вернемся к тому, что я видел (или мне померещилось) в ту зловещую ночь, когда луна прямо-таки полыхала на небосводе. Когда я лежал, скорчившись, в кустах дикой ежевики, разросшейся на старой железной дороге, прямо передо мной двигалось в Раули сонмище прыгающих существ. Конечно же, любопытство победило, и я открыл глаза. А кто бы удержался на моем месте? Ведь всего в сотне ярдов шлепала мимо со страшным шумом, квакая и лая, неизвестная науке жизнь.
Казалось, после всех испытаний последнего дня меня ничто уже не могло устрашить. Человеческое начало почти отсутствовало в моих преследователях, и я не удивился бы, завидев существ, вовсе его лишенных. Просто другую жизнь. Жуткий шум и топот переместились тем временем вперед, и, по моим представлениям, дьявольская шеренга находилась теперь как раз там, где заросли немного расступались, открывая место пересечения двух дорог. До сих пор я держал глаза плотно закрытыми, но сейчас открыл, не в силах унять любопытство и уверив себя, что способен вынести любое зрелище, какое только ни предстанет в зловеще-желтом свете луны.
То, что я увидел, означало для меня конец прежней жизни. Конец спокойному существованию, душевному равновесию, вере в гармонию природы и человеческого разума. Ничто не могло соперничать в богохульстве с их противоестественным видом. Поверь я в россказни старого Зедока, и тогда не смог бы вообразить ничего, даже отдаленно приближающегося к увиденному. Меня можно упрекнуть в том, что я только и делаю, что намекаю на нечто ужасное, но поверьте, мне стоит большого труда написать, как все обстояло на самом деле. Сколь могу, оттягиваю этот момент. Как могут рождаться существа, подобные этим, на нашей планете? И как случилось, что человеческому зрению открылись – словно это была обычная плоть – креатуры, существующие лишь в инфернальных легендах или больном воображении?
Но как бы то ни было, а я увидел их. Бесконечную вереницу кошмарных тварей – шлепающих, прыгающих, квакающих, блеющих. Они, казалось, исполняли зловещую, бесовскую сарабанду в призрачном лунном свете. Головы некоторых венчали высокие тиары из неизвестного светлого металла, похожего на золото, на других колыхались странные одеяния, а тот, что шел впереди всех, был одет в черный, неприятно оттопыренный на спине пиджак и полосатые брюки, на бесформенной массе, отдаленно напоминавшей голову, торчала фетровая шляпа.
В их окраске преобладал серовато-зеленый цвет, животы были белыми. На блестящей и скользкой коже резко выделялись покрытые чешуей спинные позвонки. Если фигурой они еще как-то отдаленно напоминали антропоидов, то головы этих пучеглазых существ были несомненно рыбьи. На шеях пульсировали жабры, а длинные кисти и ступни были с перепонками. Они хаотично и бессистемно прыгали то на двух, то на четырех ногах, и я порадовался, что у них было только четыре конечности. Отрывистая речь напоминала то кваканье, то лай и своей мрачной экспрессией вполне компенсировала отсутствие мимики на лицах.
И все же дьявольское зрелище не застало меня совсем уж врасплох – ведь я видел эти уродливые фигурки на зловещей тиаре в Ньюберипорте. Теперь же, встретившись с адскими тварями – рыболягушками – лицом к лицу, все равно не мог не содрогнуться от ужаса. Вот кого напоминала согбенная фигура священника, мелькнувшая под темными церковными сводами! А рыболягушки все шли и шли. Конца колонне не было видно. Мгновение спустя все поплыло у меня перед глазами, и я погрузился в благословенное забытье, впервые в жизни потеряв сознание.
Очнулся я только днем от теплого мелкого дождя, струившегося по лицу. Впереди, на пересекавшей колею дороге, не осталось никаких следов дикой орды. Зловоние тоже исчезло. На юго-востоке темнели развалины Иннсмута, среди которых кое-где вздымались одинокие шпили церквей. А вокруг меня простиралась безлюдная заболоченная равнина. Мои часы показывали, что полдень уже миновал.
Хотя случившееся со мной казалось только страшным сном, я не мог отделаться от ощущения, что все вокруг пропитано ядом. Нужно было поскорее убираться подальше от зловещего Иннсмута. Превозмогая чудовищную слабость, голод, пережитый ужас и смятение чувств, я поднялся на ноги. Выйдя на размытую дождем, грязную дорогу, я поплелся по направлению к Раули. Деревни я достиг еще до наступления вечера. Поужинав и раздобыв кое-какую одежду, сел на ночной поезд до Аркхема и уже на следующий день, добившись приема у представителей власти, обстоятельно рассказал все, что видел и пережил в Иннсмуте. Позже мне пришлось повторить то же самое, слово в слово, в Бостоне. То, что последовало за этим, известно многим. Хотелось бы, чтобы здесь наступил конец истории. Однако мне кажется, что беда только приближается и настоящий кошмар – или чудо? – еще впереди.
Как и следовало ожидать, многие из моих планов рухнули. У меня недостало сил продолжать путешествовать по окрестностям, любуясь природой, памятниками архитектуры и прочими древностями. Не отправился я и в музей Мискатоникского университета, чтобы взглянуть на загадочные украшения. Духу не хватило. И все же часть намеченного удалось выполнить. Я навел справки относительно своего происхождения и кое-что разведал. Разрозненные и обрывочные сведения, но на досуге можно было покорпеть над ними и попытаться систематизировать. Очень помог мне в этих изысканиях член Аркхемского исторического общества Э. Лэфем Пибоди, отнесшийся к моему делу заинтересованно. Он проявил большое участие, узнав, что я являюсь внуком Илайзы Орн, уроженки этих мест, родившейся в 1867 году и в семнадцатилетнем возрасте выданной за жителя штата Огайо Джеймса Уильямсона.
Оказалось, что мой дядя по материнской линии много лет назад тоже интересовался своей родословной. И еще: семейство моего деда всегда вызывало у местного населения нездоровое любопытство. По словам мистера Пибоди, особенно много толков вызвала женитьба отца Илайзы, Бенджамена Орна, состоявшаяся вскоре после Гражданской войны. Дело в том, что происхождение невесты казалось загадочным. Она была круглой сиротой из рода Маршей, живших в Нью-Хэмпшире, получила образование во Франции и мало что ведала о своих предках. Опекун поместил родительские деньги в Бостонский банк, проценты от них шли на ее содержание, а также на оплату гувернантки-француженки. В Аркхеме не знали имени опекуна, а со временем он и совсем пропал из виду. Тогда его обязанности в судебном порядке возложили на гувернантку. Француженка оказалась на редкость скрытной особой, хотя, по мнению горожан, могла бы многое порассказать.