— Через некоторое время я смогу рассказать… и не только рассказать, но и показать, что происходит. Боюсь, пока вам придется посидеть здесь… — с этими словами он легко поднялся со стула, подошел к директорскому столу и сгреб телефоны. Чуть позже я допрошу каждого из вас, хотя в этом и нет строгой необходимости. Я знаю, что вы… не имеете никакого отношения к тому, что здесь произошло.

В кабинете повисла тишина. Они не могли поверить в происходящее, хотя что-то подсказывало, что штатский, не задумываясь, применит силу и, возможно, даже оружие.

— Вы, кажется, берете на себя слишком много, — тяжело дыша, выговорил Трошин.

— Отнюдь, Леонид Маркович.

Штатский снова отошел к окну, как будто рассчитывал там что-то увидеть. Наклонил голову и помассировал виски — с силой нажимая на череп. Кажется, у него болела голова, возможно, начиналась простуда или грипп, подумал Лукин, наблюдая за каждым движением странного человека, которого прислали за ними следить. Разнюхивать. Он явно не в себе. И тот второй. Впрочем, эти ребята все странные — словно живут на другой планете.

— Нам нужно продолжать испытания. Их результаты могут быть нарушены, если мы в самое ближайшее время не возобновим наблюдения и сбор анализов — тогда препарат не будет признан и годы труда уйдут коту под хвост. Вашими стараниями. — Глаза Трошина горели гневом.

— Вы их продолжите. Совсем скоро. — Штатский зажмурился.

Ученые переглянулись.

— Может, вам таблетку дать? — спросил Золотов.

— Таблетка не поможет, — сказал штатский. — Потому что у меня ничего не болит.

— Как хотите.

— Будет лучше, если вы не создадите никаких проблем работе следственной бригаде. Понимаете, о чем я? Не нужно лишних телодвижений. Просто посидите здесь. Дверь я закрою на ключ. Он подошел к небольшому столику, возле фикуса, на котором стоял графин с водой. Налил себе стакан, залпом выпил, икнул. Лицо его перекосило, челюсти задвигались, будто он пережевывал воду.

Ни слова не говоря, поставил стакан на место и вышел. Они услышали, как лязгнул дверной замок.

— Откуда у него ключи? — спросил Золотов.

Трошин похлопал себя по карманам пиджака.

— Мои у меня, — сказал он. — Может быть, у Веры Ильиничны забрали?

Они переглянулись. Каждый из них думал об одном и том же, но первый отважился сказать самый молодой, Илья Лукин:

— Мда. И что будем теперь делать?