Молодой казак, мимоходом полоснув шашкой вооруженного человека, даже не остановился посмотреть, что с ним будет дальше, и умчался по улице вперед, туда, где гремели выстрелы, а Михеич бессильно опустился на колени рядом с ничком лежащим в пыли окровавленным председателем и горько заплакал…

«И чего я так долго колебался, — думал Алексей, склонившись над трофейной картой. — Надо было еще года два назад…»

Успех вылазки превзошел все самые смелые ожидания.

Казачий отряд в три сотни сабель прошел Кирсановку, не встретив никакого сопротивления, и обрушился на летние лагеря Кедровогорского гарнизона, застигнув врасплох никак не ожидавших внезапного удара солдат. Красноармейцы были настолько ошеломлены, что отказывались верить своим глазам. Почти через десять лет после завершения Гражданской войны, вдали от любых границ, из ниоткуда образовались сотни отлично подготовленных, экипированных и вооруженных кавалеристов. Потеряв не более десятка конников, «армия» Коренных захватила тысячи винтовок, два десятка пулеметов, батарею «трехдюймовок» и три броневика, сумев вооружить стекавшихся со всех сторон добровольцев из крестьян и раскулаченных, горящих желанием отомстить советской власти. Слух о взявшихся ниоткуда мстителях на крыльях летел впереди отряда Коренных, превращая три сотни казаков во многие тысячи и заставляя натерпевшихся от советской власти крестьян бросать дела и семьи ради святой мести «краснопузым».

Путь лежал на почти беззащитный и ничего не подозревающий Кедровогорск — первым делом казаки перерезали телефонную линию.

— Как с этими поступим? — Мироненко, повышенный до подъесаула, указал нагайкой на понурые шеренги пленных красноармейцев и сельчан, выстроенные на базарной площади Кирсановки. — В расход?

— Нет, — покачал головой войсковой старшина. — Мы не звери… Отдели большевиков, а оставшихся спроси, не хочет ли кто примкнуть к Добровольческой Армии.

— А с большевиками что?

— Вот их — в расход! — рубанул ребром ладони воздух Коренных, скрипнув зубами.

— Слушаюсь!

Многие партийные пытались затеряться в толпе, прикинуться ничего не понимающими, но желающих указать на них пальцем было более чем достаточно… Несколько десятков совслужащих, нескольких красных офицеров, активистов, комсомольцев отделили от толпы пленных и погнали к лесу, подгоняя пиками и нагайками. Некоторое время спустя оттуда донеслись дикие крики, плач, женский вой… От этих звуков число желающих примкнуть к победителям сразу увеличилось в несколько раз. С линялых красноармейских гимнастерок — большинство солдат было теми же крестьянскими парнями, призванными новой властью на службу, — спарывались петлицы с маловразумительными треугольничками, а плечи украшались запасенными заранее красными суконными погонами с литерами «1СД» — «Первая Сибирская Дивизия». До дивизии, конечно, было еще далеко, но четыре пехотных батальона войско Коренных приобрело.

К вечеру на базарной площади оставалась всего пара сотен человек, отказавшихся изменить присяге. Красноармейцы, в основном бывшие горожане, хмуро поглядывали на окружавших их казаков и, судя по всему, прощались с жизнью.

— Этих тоже в расход? — свежеиспеченный подъесаул, кривясь, отскребал ногтем капельку засохшей крови с рукава.

— Черт с ними, — сплюнул Алексей Кондратьевич, уже удовлетворивший жажду мщения сполна. — Отгони их к лесу. Пусть выроют могилу и похоронят своих по-человечески. Негоже русских людей воронам да собакам на поживу бросать. Пусть и краснозадых…

— А после?

— Каждому по двадцать пять нагаек и пусть проваливают на все четыре стороны.

Вооруженные лопатами бойцы поплелись под конвоем к лесной опушке, куда уже густо слеталось воронье со всей округи, привлеченное давно не виданной поживой…

Гриша Полешков залег за железнодорожной насыпью и переждал, пока поверху проедет кавалерийский разъезд. Ничего не подозревавшие казаки мирно переговаривались между собой, тлели в ночной темноте алые огоньки самокруток.

«Эх, жаль патронов нет, — сжимал в кулаке рубчатую рукоять бесполезного нагана комсомолец. — Хотя бы три штуки — уж тут-то я бы не промахнулся…»

Двадцатилетний парень скрипнул зубами, вспомнив, как с другими бойцами, отказавшимися служить белым, всю ночь напролет рыл обширную яму. А потом, поутру, отупев от непривычной работы, балансируя на грани обморока от вида и запаха крови и развороченной плоти, стаскивал туда тела порубленных озверевшим казачьем мужчин и женщин. Многих, носивших залитую кровью военную форму он знал по недолгой срочной службе, других — гражданских — никогда доселе не видел. Но все они теперь были ему близки, и за всех он поклялся отомстить взявшимся ниоткуда палачам в погонах. Мысль о мести превратилась в горячее, жгучее желание, когда из груды мертвых тел они с Минькой Строговым, дружком по отделению, извлекли зарубленную девушку, наверное, комсомолку, совсем еще девочку с некогда русыми, а теперь слипшимися и почерневшими от крови косами…