Гл.2

По дну лодки процарапали ветки деревьев-утопленников, её нос врезается в гущу переплетённых между собой колючих кустов, но под решительным ударом весла протискивается глубже и плавно становится дном на мель. Впереди простирается каменистая поверхность, в кровавых бликах, от заходящего за горизонт Солнца.

— Приехали, — шевельнул губами Виктор.

— Это теперь наш дом? — с трепетом произносит Нина.

Виктор не стал отвечать, прыгает с борта, погружаясь по пояс в воду, за верёвку подтаскивает лодку ближе к берегу, затем стаскивает женщину, про себя отметив её невероятную силу характера. Нина смертельно бледнеет, когда задевает сломанными рёбрами борт лодки, но лишь прокусывает до крови губу, но, ни звука не вырывается из плотно сжатых губ.

Обхватив её словно маленького ребёнка, Виктор с трудом выбирается на берег, опускает Нину на жёсткую траву рядом с пламенеющими горными пионами.

— Ты полежи, а я поищу воду.

— Ночь надвигается, — с усилием говорит женщина.

— До утра не продержимся, — Виктор рассеянно скользнул взглядом по траве, мимо камней, но, ни одной ёмкости, которую можно набрать воды, не увидел, а в лодке, кроме старого тряпья и большого махрового полотенца, ничего нет. Всё же он возвращается к лодке, выкидывает на берег все вещи, старой солдатской шинелью укрывает Нину, а сам, перекидывает полотенце через плечо и уходит в направлении виднеющихся воронок. Там пещеры, уходящие глубоко под землю, в них текут подземные реки.

Женщина долго провожает его взглядом и когда мужчина исчезает за каменными торосами, не сдерживается и стонет от боли.

Ночь стремительно надвигается, всё расплывается в угольной черноте, а сверчки жизнерадостно поют, они не знают, что живут после наступившего конца света.

Время идёт, ночь в разгаре, опустившийся холод безжалостно вытесняет тепло из грубой шинели, в которую завернулась как куколка женщина. Через некоторое время Нина впадает в оцепенение и засыпает. Пробуждение происходит резко. Уже утро, из-за сопок едва показалось Солнце, но его лучи мгновенно приносят тепло. Нина выбирается из шинели, растерянно осматривается, Виктора нигде нет.

— Виктор! — выкрикивает она. Тишина. Нина находит широкую тряпку, промокшую от росы, выжимает из неё пару капель воды, жадно слизывает, затем туго обматывает тряпку вокруг тела, фиксируя поломанные рёбра, и идёт в ту сторону, куда ночью ушёл Виктор. Она уверена, с ним что-то случилось нехорошее.

Идти невероятно тяжело, каждый камень, на который она наступает, отзывается сильной болью под левой грудью. Хорошо бы отлежаться в тёплой постели, на мягких подушках, пить соки, смотреть лёгкие передачи по телевизору. Но приходится идти по росе, продираться между колючих кустарников, маневрировать на обрывах, вскрикивая от резкой боли, когда нужно быстро цепляться за выступы, чтобы не соскользнуть вниз.

Холодный пот заливает смертельно побледневшее лицо, а на ум приходятся строчки, сказанные Виктором: «Теперь ты будешь жить долго». Внезапно её пронзает, словно электрическим зарядом, мысль: «Я буду жить долго… но только с ним». Стиснув зубы, Нина почти бежит, дикая боль, словно жалеет её, немеет под сердцем и цепляет только дыхание, не давая полностью вздохнуть. Каждая женщина больше приспособлена к боли, чем мужчины, природа позаботилась об этом, дав возможность женщине не умирать от боли, рожая в муках детей.

Спустившись к воронке в земле, Нина замечает в её центре провал — это одна из множества пещер плато Караби яйлы. Осторожно приблизившись к чёрному ходу, она заглядывает туда и содрогается от страха. Это не просто карстовый колодец, он как кишка земляного червя, извиваясь, идёт в глубину и не видно дна, а лишь мрак притягивает словно гипнозом. Неужели можно спуститься по скользким выступам? Но все признаки указывают на то, что именно сюда полез Виктор: куст перед входом, слегка выдернут из ржавой земли, сдвинутые камушки, отметины на влажных стенах.

— Виктор! — кричит Нина. Он не отзывается. «Я буду жить долго, но с ним». Мысль крепко засела в голове как навязчивая идея, Нина развязывает тряпку, опоясывающую её грудь, охает от боли, когда сломанные рёбра дёрнулись от её прерывистого дыхания, но сейчас она на такие мелочи не обращает внимание. Рвёт тряпку на полосы, используя вместо ножа острый край скола камня, связывает их между собой, замеряет — метра три, с грустью ухмыляется, снимает джинсовое платье, безжалостно полосует на ленты — ещё четыре метра… мало, снимает даже бюстгальтер, обнажая крепкие груди с яркими сосками — добавляется ещё сантиметров двадцать. Нет, такой длины не хватит. Но Нина всё же привязывает ленту к корявому корню, хватается за ткань и сползает с узкой площадки. Вспышка боли едва не бросает её в беспамятство, левая рука безвольно падает, Нина соскальзывает, но успевает вцепиться в ленту зубами, некоторое время висит, изгоняя из сознания кровавый туман, поднимает левую руку, цепко хватается и начинает безумный спуск.

Этот участок природной шахты, почти без видимых выступов, удивляет, что Виктор смог по ним спуститься… или не смог? Нина гонит от себя эти мысли, она надеется, что он жив. Ведь иначе не может быть, чудесное спасение и смерть на дне сырого колодца. Он оступился, он внизу раненый… но живой! Она твердит это как заклинание и упрямо движется к цели. Лента неожиданно заканчивается, она не успевает удержаться и резко сползает, но сжатые пальцы застопорились об чашечки бюстгальтера.