настойчивому историку взаимностью. Судя по тому, с каким жаром хулил ее Александр
Абрамович, огонь еще пылал и обида была свежа. Взрослые люди…
Чувство юмора носило у Насонова специфический характер. Как-то в больнице, во
время одного из моих посещений, он, загоревшись неожиданной идеей, на полном серьезе
предложил мне позвонить в школу и продиктовать секретарше на имя директора
телефонограмму такого содержания:
Услышав такое предложение, я весело рассмеялся. Еще громче хохотал
выздоравливающий инфарктник — мы взахлеб представляли себе, как секретарь (по
секрету!) будет болтать об этом всей школе.
Тем можно было бы и ограничиться, но Насонов не любил отступать от понравившихся
идей.
— Так что, — отсмеявшись, спросил он напористо, — позвонишь завтра?
Мое веселье вмиг улетучилось, я понял, что это уже не шутка, что он на самом деле