Мои дорогие друзья, молодые ученые, и не только ученые! Если вы хотите состояться в профессии, которую выбрали, то должны набрасываться на работу — и как на врага, и как на горячо любимую женщину, не жалея сил. Только тогда будете вознаграждены морально и, скорее всего, материально. Иного пути нет.

В последние годы психологи ввели в оборот выражение «лояльность к компании», что в переводе на наш старый социалистический язык должно означать «преданность предприятию, на котором ты работаешь». Если бы существовала ее шкала, величина преданности Израиля Марковича родному заводу выходила бы за верхнюю границу предельного значения.

Я был знаком со многими руководителями промышленных предприятий, которые покинули руководящий пост не по своей воле. Были люди, которые смирялись и старались забыть о незаслуженном увольнении, но значительная часть неработающих начальников не испытывали особой любви к «той заводской проходной». Израиля Марковича уволили несправедливо: он был в командировке в Канаде, когда на заводе произошел взрыв и погибли четырнадцать человек. За такие потери кто-то должен ответить. Все понимали, что Израиль Маркович не виноват, но требовалась крупная фигура, которой можно было бы пожертвовать, и ею сделали Белгородского. Для него страшной трагедией был сам факт взрыва и гибели людей на родном предприятии. Он гордился тем, что спасал людей, а тут ушла из жизни почти целая смена большого цеха.

Мне рассказывали, что во время расследования, которым занимались как технические службы, так и судебные, ведь вопрос шел о том, что виновный должен понести наказание — сесть в тюрьму, Израиль Маркович ни на кого не указывал пальцем и не оправдывался своим отсутствием на момент взрыва.

Прошло, наверное, больше года после трагического события. Мы гуляли с ним по вечернему Тольятти, и я обмолвился, что, по всей вероятности, завод не выполнит план по изобретательству и рационализации. Казалось, это больше не должно было волновать Израиля Марковича. Ведь при нем все шло хорошо, а вот после него стало плохо. Но он страшно расстроился:

— Вы понимаете, Аркадий, двадцать пять лет мы занимали первое место в соревновании по изобретательской деятельности среди всех каучуковых заводов страны, а также по Куйбышевской области. — (Внедрять что-то новое было жизненно важно для Израиля Марковича.) — А это — провал. Мне стыдно, я должен завтра позвонить Головачёву[38] и потребовать от него, чтобы он принял срочные меры.

Идущий рядом со мной сотрудник нашего института незаметно шепнул мне: «Да скажите ему, что это уже не его завод!» Но такое замечание возмутило бы Израиля Марковича еще больше, чем невыполнение плана по изобретательству и рационализации. Белгородский вмешался и добился своего: завод занял достойное место среди других предприятий области.

Должен я рассказать и о смелости Белгородского. На нефтехимических и нефтеперерабатывающих заводах, несмотря на жесткое соблюдение правил техники безопасности, случались пожары. Человек — всего лишь человек, и он может совершать ошибки. Да и оборудование, бывает, отказывает. Произошел такой случай и на КЗСК в шестидесятых годах. Израилю Марковичу доложили, что в одном из цехов горит ректификационная колонна, заполненная углеводородами. Что такое ректификационная колонна? Это цилиндр высотой примерно метров тридцать и диаметром около трех метров, заполненный веществом, похожим на бензин. К любой колонне приварены несколько смотровых площадок, на которых во время осмотра колонны находятся ремонтники. И вот представьте себе картину: колонна горит, а на самой верхней площадке находятся пять человек. Спуститься по лестнице они не могут, так как внизу огонь, а спрыгнуть — верная гибель. Как я уже писал выше, для ликвидации таких пожаров нужно как можно быстрее прекратить подачу сырья в колонну. Старший аппаратчик и технолог цеха бодро доложили подъехавшему Израилю Марковичу, что они прекратили подачу сырья. Но Белгородский, как много раз мне рассказывали его ближайшие сотрудники, обладал каким-то нечеловеческим чутьем. И, взяв с собой аппаратчика, он ринулся прямо в огонь. Несмотря на то что за почти пятьдесят два года работы я провел в командировках на заводах лет пятнадцать, пожар я видел только один раз — горел трубопровод на подаче сырья. Поверьте мне, страшное зрелище. Но я находился метрах в тридцати от эпицентра пожара, а Белгородский пошел прямо в очаг возгорания. Задвижка была открыта, и Израилю Марковичу с аппаратчиком общими усилиями удалось ее закрыть. После этого пожар был быстро ликвидирован, и таким образом люди, находящиеся на верхней смотровой площадке, были спасены. Пожар случился в конце рабочего дня, и Белгородский никому не успел сказать, что два сотрудника цеха пытались ввести его в заблуждение, что могло привести к гибели, по крайней мере, пяти человек. Не до того ему было в тот вечер. А с утра в приемной его ждал старший аппаратчик, который разрыдался и попросил прощения за то, что не пошел в огонь, а потом и соврал. Позднее Израиль Маркович поделился с Баталиным: «И после этого у меня злости на него не было. Я обещал, что никому не расскажу об этой истории». Технолог так и не пришел к нему. Но Белгородский все равно не дал делу ход, хотя, наверное, нарушил все существующие инструкции. Он просто перевел этого человека на такую же должность в другой цех, так как на старом месте ему было бы трудно работать: ведь сотрудники цеха все поняли. Однако повышения проштрафившийся не дождался, хотя мужик был толковый. Как-то раз Баталин набрался смелости и спросил Израиля Марковича, почему он не продвигает наверх по служебной лестнице технолога цеха, — ведь видно же, что он давно вырос из этой должности. Тогда-то на условиях полной конфиденциальности (не считая меня, конечно, так как я шел рядом) Белгородский и рассказал о пожаре.

— И вы знаете, ребята, — добавил он, — дважды я собирался подписать приказ о переводе этого человека на должность начальника другого цеха. И оба раза мне навстречу попадались люди, которые могли погибнуть по его вине. Во мне что-то переворачивалось внутри, и я прятал эту бумагу. Ладно, хорошо, что напомнили мне об этой истории, завтра подпишу приказ о переводе его начальником в другой цех. Ведь, кто старое помянет, тому и глаз вон. А мне оба глаза нужны. Как же я буду работать с пятьюдесятью процентами зрения?

Сначала я никак не мог понять: почему Белгородский пошел в огонь сам? Ни в одной инструкции не было записано, что закрывать задвижку на сырье в аварийной ситуации должен главный инженер завода. Он мог приказать это сделать любому аппаратчику, и никто его не осудил бы за это. И лишь потом, ближе познакомившись с Белгородским, особенно уже после аварии, из-за которой он лишился работы, я понял, что ему необходимо было убедиться, что он сделал все для спасения людей, невзирая на цену, которую он мог за это заплатить.

Еще об одном случае хочется рассказать. Я узнал об этом от Белгородского в 1983 или 1984 году, когда он уже вышел на пенсию. Сразу замечу, что Израиль Маркович никогда не был диссидентом. Может, в каких-то вопросах он и не соглашался с политикой властей, но не более. Так вот, Белгородский рассказал, что в 1978-м ему звонил, кажется, один из руководителей Куйбышевского обкома партии и предлагал собрать работников завода еврейской национальности. Приедет телевидение, и они должны рассказать, как хорошо и вольготно живется евреям в Советском Союзе. Такое предложение в те годы не предполагало отказа. А Израиль Маркович возьми да ответь: «Произошла трагическая ошибка. Я представляю десятитысячный коллектив ордена Трудового Красного Знамени Куйбышевского завода синтетического каучука, а не десять его работников еврейской национальности. Так что извините, ничем не могу помочь». И ему ничего за это не было. Вот что такое настоящая гражданская позиция!

Я мог бы рассказать еще много интересного об Израиле Марковиче, но объем книги должен вызывать у читателя желание ознакомиться с ней, поэтому вынужден поставить точку.

В заключение скажу так. Мои дорогие коллеги и, надеюсь, единомышленники! Если я иногда звоню вам в выходной после десяти часов вечера по рабочим вопросам, прошу не обижаться. Этому меня научил великий человек — Израиль Маркович Белгородский, который был влюблен в свою работу гораздо больше, чем Ромео в Джульетту, чего желаю и вам от всей души.

Я бесконечно благодарен судьбе за то, что она свела меня с этим замечательным человеком и выдающимся специалистом, который стал моим наставником и учителем.