— Николай Вартанович, министерство, которое нас финансировало, исчезло, как класс кулаков после коллективизации. Денег нет. Ваш завод внедрил мою технологию получения дополнительного количества изопрена из отходов производства и до сих пор ничего не заплатил. Я без обиды, конечно, — добавил я, почувствовав, что предыдущая фраза прозвучала резковато.

— Ладно, Аркадий, — сказал Вартаныч, — это разговор серьезный и долгий, даже в какой-то степени для меня мучительный. А у меня с утра маковой росинки во рту не было. Поэтому идем ко мне, в комнату отдыха, выпьем чаю, поедим чего-нибудь и поговорим. Ты тоже небось с дороги есть хочешь.

Выпив несколько чашек чая и съев пару бутербродов, Абрамов посидел пару минут, наверное пытаясь перебороть усталость, и только потом обратился ко мне:

— Аркадий, я предлагаю сначала поговорить не о твоей лаборатории, а о ситуации с финансированием науки вообще. Я не говорю об академической науке — худо-бедно ее прокормят. Академия наук расположена очень близко к зданию правительства и Верховного Совета. Куда от ученых денешься? А вот с финансированием отраслевой науки ситуация будет достаточно напряженной. Посуди сам — в стране несколько тысяч НИИ, которые вдруг остались без хозяина и кормильца. По смыслу, их содержание должны взять на себя заводы, которым они нужны. Но скажи мне честно, Аркадий: какой процент людей в вашем институте нужен заводам? Тебя и твоих людей этот вопрос не касается. Я понимаю, что тебе неприятно отвечать, — речь идет о твоих друзьях и коллегах. Так я отвечу за тебя. Уверен, что для осуществления нормальной жизнедеятельности института необходимо сорок — пятьдесят процентов от его сегодняшней численности. Но и ты и я знаем, что мой друг и твой генеральный директор Георгий Ластовкин никогда не пойдет на сокращение половины института, потому что мы все — дети социализма, выгонять на улицу людей для нас неприемлемо. Поверь, мы научимся это делать, но не сейчас, а через несколько лет, когда месяцами будет не с чего платить зарплату. Поэтому таким, как ты, завлабам в любом случае не прокормить весь институт. Слишком велика ноша побочных расходов.

Но это мы с тобой разобрали «руку берущую». Теперь поговорим о «руке дающей», например о моем заводе. До недавнего времени это было очень прибыльное предприятие, но все изменилось. Я продавал каучук на внутренний рынок и на экспорт. Экспортная выручка ко мне как приходила, так и приходит, однако ее не так много. А вот с выручкой внутри страны с каждым днем становится хуже. Масса людей обнищали. Есть ли у них деньги на покупку новых шин? Судя по тому, как со мной рассчитываются наши шинные заводы, нет. И знаешь, что меня больше всего испугало? Мне стали все чаще приходить предложения от шинщиков рассчитаться за каучук готовой продукцией. Это указывает на грядущий кризис неплатежей, что сильно ударит по взаимоотношениям предприятий. И у всех будет недостаток денег, или, как сейчас принято говорить, ликвидности. В основном то, что я получаю на счет, забирают все, кто может: налоговики, энергетики, транспортники. Я с трудом наскребаю на зарплату для коллектива, а зарплата персонала для меня — святое. Поэтому на тебя у меня элементарно нет денег. И дальше будет хуже. Времена грядут тяжелые. Большинство твоих коллег быстро сойдут с дистанции, и Ластовкин ничем не сможет им помочь. Но такие, как ты, должны выжить. Ты нам нужен. Ты и твои люди полезны заводу. В какой-то мере я считаю тебя и твою лабораторию частью моего коллектива, поэтому я должен вам помочь.

Предлагаю тебе открыть собственную фирму, которая будет заключать договоры с заводом, и не только с моим. За сделанную работу будешь получать каучук и эти небольшие количества готовой продукции легко продашь. На вырученные деньги сможешь содержать лабораторию и оплачивать свое пребывание в институте. Но для этого надо научиться конвертировать каучук или любую другую продукцию в деньги, то есть ты должен научиться торговать. Тогда и сам выживешь, и лабораторию сохранишь, и институту поможешь. Хотя насчет жизнеспособности последнего у меня большие сомнения.

Пойми меня правильно, Аркадий. Может, есть и другой способ спасти твою лабораторию, но я его не вижу. Одно знаю точно, возьми это себе на заметку и передай коллегам. Я — не волшебник, подарков не будет: у Деда Мороза разорвался мешок, он либо пойдет работать сторожем, либо, что еще хуже, отправится жить на нищенскую пенсию. А Снегурочка станет интердевочкой.

Так что думай быстрее и соглашайся. А если не хочешь, давай еще по рюмке — и Бог тебе в помощь. Поедем по домам. Устал я сегодня.

У меня в голове вихрем пронеслась мысль: а что такое «торговать»? Купить подешевле, продать подороже. Это же спекуляция! Унизительно как-то. За это исключали из комсомола и партии, а потом сажали. Хотя где сейчас партия и комсомол?

С другой стороны, какой выход мне предлагает держава? НИКАКОГО. Если хочешь заниматься наукой, должен кормить себя и своих людей. Должен! Ты не можешь им сказать: «Я больше не несу за вас ответственность». Это действительно будет страшным унижением.

— Николай Вартанович, хотя предложение для меня крайне неожиданное, я согласен. И спасибо вам за доверие.

— Ладно, давай попробуем, — сказал явно повеселевший Вартаныч.

— Нет, Николай Вартанович, пробовать не будем — будем работать. В конце концов, не бином Ньютона. Хотя хорошо торговать — тоже наука или даже искусство. А может, то и другое вместе.

— Так-то лучше, — резюмировал Вартаныч. — За такое решение можно и по две, и по три.

Мы выпили за мою будущую вторую профессию, и Вартаныч задумался:

— Знаешь, Аркаша, я сейчас вспомнил всю свою жизнь и понял, что никогда не ждал ни от кого подарков. Наверное, поэтому кое-чего добился. Давай выпьем за мужиков, которые не ждут подарков от жизни, — дай им Бог, как говорится. Хотя в последнее время их становится все меньше. Я имею в виду не подарки, а мужиков, их не ждущих. Ладно, по домам. Завтра составим договор и начнем. Не волнуйся. У тебя все получится.

По дороге в гостиницу я вспомнил одно из любимейших выражений Баталина: «Надо всегда рассчитывать на худшее, потому что лучшее мы переживем». Да, у моего бывшего шефа и у Николая Вартановича был одинаковый подход к жизни.

Так появилась компания «Еврохим», которая существует уже двадцать девять лет и позволила сохранить лабораторию, защитив от нищеты и унижения сотрудников, которые после перестройки испытали все тяготы дикого капитализма. Трудовой день увеличился часов до пятнадцати, выходные практически исчезли — зато дело пошло. Удалось создать несколько способов, конвертирующих товарную продукцию в живые деньги. Лаборатория была востребована и продолжает успешно работать.

Я до сих пор часто вспоминаю тот разговор с Вартанычем и удивляюсь его прозорливости. С какой точностью он спрогнозировал развитие событий! Напомню, до перестройки у нас в институте было сорок пять лабораторий. Из них сохранились только те шесть, на базе которых созданы фирмы, подобные «Еврохиму». Остальные канули в небытие. И, как предсказывал Вартаныч, в 2011-м ВНИИНефтехима, гордости советской прикладной науки, не стало. Занимаясь бизнесом, я, как и Вартаныч, не жду от судьбы подарков. Его советы помогали мне и помогают по-прежнему. Жаль, что я не сообразил поблагодарить Абрамова за науку.