– Он убежал без тебя?
У меня нет сил говорить Райне, что я попросила его. Она наклоняется ко мне, кладет руки мне на колени.
– Что ж, ты дала ему понять… дала понять всем этим тупорылым парням из частной школы… они не могут ухлестывать за тобой и выйти сухими из воды.
– Да ничего особенного. Правда. Если на то пошло, я сама сказала ему, чтобы он убегал. Но потом… – Я замолкаю. Сказать это вслух другому человеку равносильно признанию в безумии. Райна скажет папе, как только выйдет из парка. Папа позвонит в больницу. Я приду домой, чтобы найти там армию санитаров, поджидающих меня со смирительной рубашкой. Они загрузят меня в фургон, запрут в комнате с обитыми мягким материалом стенами в психиатрическом отделении. А потом выяснят, что мир для меня стал серым, и уже не выпустят меня оттуда. Никогда.
– Потом?.. – подталкивает она меня, щурясь на солнце.
Я глубоко вдыхаю, глядя на пустую карусель.
– Райн, ты веришь в призраков?
– Э… редко. – Она смеется, убивает комара, усевшегося ей на руку. – А они тут при чем?
– Не знаю… просто вчера мне приснился странный сон. – Я лгу. Скрестив руки на животе, проглатываю комок, возникший в горле. Ее пренебрежение к призракам меня обидело, даже кровь чуть закипела. Закружилась голова, мне пришлось глубоко вдохнуть, что перед глазами очистилось, и только потом я продолжила: – Этот странный сон не выходит у меня из головы. – От волнения я снимаю резинку, заново сворачиваю волосы в пучок, цепляю резинку, отдельные пряди падают мне на плечи, прилипают к потной шее.
– Знаешь, что тебе нужно? Эротический сон. Может, этой ночью тебе приснится, как я милуюсь с Джоуной Тристом в центральном круге футбольного поля. Тогда ты полностью позабудешь свой кошмар.
– Б-р-р.
– Каждому свое, – говорит Райна, пожимая плечами с пренебрежением, которое могут позволить себе только настоящие красавицы. Она вытягивается передо мной, и несколько парней, которых я не знаю, не могут оторвать от нее глаз. Отворачиваются, лишь когда она смотрит на них. – Памятник Штерну открывают на следующей неделе.
Желудок у меня уходит в пятки и тянет за собой сердце. «Точно», – бормочу я.
– Это какой-то еврейский ритуал, который проводят на кладбище. Все приходят, и говорят молитвы, и…
– Я знаю, что это, – излишне резко обрываю я ее.
Райна не реагирует.
– Так ты собираешься пойти? Я хочу сказать, я знаю, это странно, потому что… – Она замолкает.
– Можешь договаривать, Райн.
Райна вздыхает.
– Из-за твоей матери.