Какой же я дебил! Надо было закрыть дверь на защелку.

Диана пытается уложить меня в кровать нормально, но я просыпаюсь и не хочу укладываться. Сопротивляюсь, брыкаюсь, пытаясь подняться. Снова запутываюсь в штанах…

Наконец, избавляюсь от них и падаю на одеяло – поперек кровати.

Диана суетится вокруг меня. Что она делает? Подкладывает мне под голову подушку, перевернув меня лицом вверх. Какая, блин, заботливая!

А, нет, это не забота. Рядом она кладет вторую подушку и ложится на нее. Достает телефон и минут десять пытается фотогенично устроить свою голову на моем плече так, чтобы было не видно мой разинутый и, судя по всему, храпящий рот.

– А вот и фоточка для инстаграма, – фыркаю я.

– Очень романтично, – иронизирует Ника.

– По-моему, уже очевидно, что я был ни на что не способным овощем…

– Ты говорил, у тебя пропали трусы. А сейчас они на тебе. Так что смотрим дальше.

Через несколько минут нам с Никой открывается тайна пропавших трусов.

Диана пытается снять их с меня, но я каждый раз просыпаюсь и отпихиваю ее.  Даже во сне я защищаю самое дорогое от посягательств этой гадюки!

Когда я переворачиваюсь на живот, она, устав от безуспешных попыток, исчезает из кадра. А потом появляется… с ножницами в руках.

Эта стерва просто срезает с меня мои любимые труселя в тонкую синюю полоску! И прячет в своей сумочке.

Потом идет долгая запись того, как я сплю один. Мечусь по кровати, терзаю подушку, комкаю простыни. Видно, очень мне хреново от водки, добавленной в пиво.

Через какое-то время в кадре снова появляется Диана. Раздевается. И ложится рядом. Пытается придвинуться ко мне. Но я с разворота заезжаю ей локтем в глаз… Вроде как случайно. А, может, и нет. Может, мой организм на автомате все еще пытается отпихнуть от себя эту липкую гадюку.

Диана шарахается от меня, открывает рот – видно, ругается. А потом устраивается на краю кровати, подальше от меня, завернувшись в одеяло.

Мы с Никой проматываем запись до моего пробуждения.

До того момента, когда я метался по комнате, шаря по стенам, пытаясь найти дверь. И когда ошарашенно таращился на спящую Диану. А потом оделся и ушел, понурый и прибитый чувством вины…

– Ничего не было, – выдыхает Ника.

– Я же говорил! Я не хотел. И не мог.