Книги

Запах крови

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нет! – хмуро сказал «плотный». – Не получится. В Москве проводится операция «Вихрь-антитеррор». Машины постоянно тормозят, обыскивают. Документы у нас, слава аллаху, в порядке, разрешение на оружие есть. Молодец... хорошо постарался (чеченец назвал фамилию известного всей стране олигарха). Но если менты увидят связанного... Бр-р, проклятые шакалы!!! – передернувшись, ругнулся чечен. Наверное, живо представил, как омоновцы отбивают ему потроха. – Мы поступим гораздо умнее, – справившись с эмоциями, продолжил он. – Развяжем русского, смоем с хари кровь, обольем водкой и посадим на заднее сиденье между двумя нашими. В случае чего – пьяного друга домой везем!

– А вдруг очнется? – усомнился «писклявый».

– Не очнется! – заверил «плотный». – Отключен капитально! Хотя... сейчас проверим ради профилактики!

К моей щеке прижалась горящая сигарета. Противно запахло паленой кожей. Огромным усилием воли подавив жгучую боль, я заставил себя не шевелиться и не издать ни звука.

– Вот видишь, Саид? – удовлетворенно хмыкнул «плотный». – Спит, ха-ха, баран чесоточный! Несите водку да мокрую тряпку. Будем приводить неверного в подобающий вид...

* * *

Легковушка на средней скорости двигалась по городским улицам. Где конкретно, я не знал, так как глаз не открывал и, дожидаясь удобного момента, продолжал притворяться бесчувственным. В машине находись трое чеченцев. Двое по бокам от меня и «плотный» за рулем. Подручные Вахидова болтали без умолку. В основном строили различные предположения, как именно станет терзать меня Аслан Алиевич. Кроме того, из их разговора я понял, что еще трое едут позади. Покалеченные и убитый остались в доме номер 13 на попечении иуды Головлева... Когда автомобиль остановился у светофора, я решил: «Пора!» – и открыл глаза. Дальнейшее запомнилось мне словно кадры замедленной съемки. Мои ладони поднимаются вверх, берут чичей за шеи и прислоняют висок к виску. Оглушенные «джигиты» медленно-медленно обваливаются на передние сиденья. Правая рука с черепашьей скоростью вытаскивает из-за пазухи сидящего слева пистолет Макарова, приставляет отверстие ствола к затылку водителя и давит на спуск. Потом события закрутились в нормальном ритме. Грохнул выстрел. На месте головы «плотного» возник на мгновение красный омерзительный фонтан. Угостив пулями оставшихся двоих (чем меньше живых врагов, тем лучше), я отпихнул мешающее проходу мертвое тело, выскочил на улицу и бросился наутек, стараясь постоянно забирать влево[7].

Вдогонку загремели выстрелы. Чечены, похоже, отбросили всякую надежду захватить меня живьем и, укрывшись за корпусом черной «восьмерки» (хвостовой машины), упражнялись в меткости. Судя по звукам, стреляли из двух «макаровых» и одного «стечкина». Видать, ублюдков готовили неплохие инструкторы, особенно того, со «стечкиным». Через двадцать метров левую ногу ужалил огненный шмель. Скорость движения резко снизилась. Обернувшись, я выпустил в машину три пули, целя в бензобак. «Восьмерка» исчезла во вспышке пламени. Двое чичей превратились в верещащие живые факелы, однако третий, обладатель «стечкина», чудом уцелел и, откатившись в сторону, проворно всадил мне пулю в грудь. Я дважды выстрелил в ответ, но, кажется, не попал (точно не помню), бросил ставший бесполезным пистолет[8], захлебываясь кровью, нырнул в дыру, зияющую в каком-то ветхом заборе, и очутился на безлюдной заброшенной стройплощадке. «Только бы не потерять сознания! Только бы не потерять!» – мысленно твердил я, бредя по усыпанной осколками битого кирпича земле. С каждым шагом идти становилось все труднее. Глаза застилала багровая пелена, тело и особенно ноги наливались свинцом. Последний из чеченов меня, правда, не преследовал. Наверное, видя гибель товарищей, не захотел дальше испытывать судьбу, а может, сам получил ранение... Вместе с тем я чувствовал, что он жив и с минуты на минуту вызовет подмогу... С грехом пополам доковыляв до противоположного края стройплощадки, где забор вовсе наполовину отсутствовал, я вышел на дорогу и, окончательно обессилев, рухнул ничком на проезжую часть. Пронзительно заскрежетали тормоза. Чьи-то руки бережно перевернули меня на спину.

– О господи! Лешка Скрябин! – воскликнул знакомый голос. Меркнущим зрением я успел различить лицо склонившегося надо мной Степана Демьяненко, в далеком прошлом сослуживца по Афганистану, а ныне главврача одной из московских клиник, вяло удивился подобному везению, попытался приветливо улыбнуться другу и... провалился в бездонную черную пропасть...

* * *

Очнулся я в больнице, на брезентовых носилках. Двое крепких молодых санитаров сноровисто тащили их по пахнущему лекарствами коридору.

– Ребята! Вызовите главврача! – просипел я.

– Нет смысла. Степан Константинович ждет вас в операционной, – флегматично ответил один из парней.

«А-а!!! Точно! Степка же хирург по специальности! Причем высококлассный», – вспомнил я. Затем обнаружил, что абсолютно гол, а кровь больше не течет. Выходит, подчиненные Степана даром времени не теряли: раздели, остановили кровотечение, наверняка сделали рентген... Молодцы! Степка нетерпеливо переминался с ноги на ногу в операционной, где уже все было подготовлено к приему пациента...

– Отошли людей, – еле слышно попросил я. – Надо срочно переговорить без свидетелей!

– После операции! – безапелляционным докторским тоном заявил Демьяненко.

– Нет, немедленно! Вопрос исключительной важности!

– Хорошо, но только на минуту, – нехотя согласился Степан.

– За мной гонится по пятам чеченское шакалье, – оставшись наедине с главврачом, скороговоркой зашептал я. – Ты, дружище, подвергаешься огромной опасности. Они быстро вычислят мое местонахождение и прикончат нас обоих. Я не имею права тебя подставлять. В общем, так: я должен уйти отсюда не позже вечера!

– Заткнись, болван! Слушать тошно! – не на шутку рассердился бывший сослуживец. – Подвергаюсь опасности. Тьфу!!! Я что, по-твоему, кисейная барышня? Кстати, когда ты волок меня, раненого, на собственном горбу по горам под непрерывным обстрелом пять километров, то думал об опасности? Нет? Вот и помалкивай теперь!

– Но... – начал я.

– Повторяю, заткнись!! – В глазах Демьяненко сверкнули молнии. Я демонстративно сжал губы.