А Наташа среди самого сложного любовного пассажа вдруг почувствовала, что умирает. Не фигурально, а по-настоящему. Куда-то ухало сердце, волчком кружилась голова, а заодно и весь белый свет, к горлу подступала тяжелая тошнота… Она застонала. Санек спросил:
— Ты че?
Ответить она не могла и жалобно застонала. Санек принес воды. А Наташа сползла с кресла и мучительно, со стонами пыталась вытолкнуть тяжелый ком, застрявший у нее в горле. Сознание ее едва теплилось.
Санек дело знал и решил оттащить девчушку в ванную, а там — под холодную воду. Парень он был здоровый, взял на плечо обмякшую Наташу, которую тут же вырвало. Он только матернулся, увидев, во что превратилась его рубашка. Он наклонил Наташу над ванной и пустил душ.
И тут Наташу прорвало окончательно. Ее не рвало так даже во время дизентерии.
Санек был доволен. Сейчас из нее все выйдет, и она будет как новенькая. Ее платьице задралось, и стали видны тоненькие кружевные трусики. Саньково мужское естество восстало. Он трясущимися руками распоясал джинсы, содрал кружевные трусики и… совершил свое мужское дело вместе с воплем Наташи.
Она рыдала, тряслась, он зажимал ей рот рукой и наконец с воплем кончил. Во как!!! Эта пичуга еще и нетронутой оказалась. Разве мог он подумать, что у Маринки может быть такая подружка? Мать честная, что теперь делать-то? Наташа все висела на ванне, всхлипывая… Санек выкрутил ей мокрые волосы, обтер потекшую с лица краску, и она стала еще милее и моложе. Хорошо, что платье оказалось незамаранным, и он тихонько провел Наташу в комнату, уложил на тахту и, как хорошо поработавший труженик, захрапел в уголке на ковре.
Наташа очнулась рано и в безумном состоянии. Болела голова, она была как нарыв, который вот-вот прорвется, ее мутило, но она сдерживалась. Во рту было сухо. О доме, о маме с папой она старалась не думать, потому что знала, что худшего проступка она совершить не могла. Не прийти ночевать и не позвонить!.. Боже, она даже не может вспомнить, что было вчера! Наверное, что-нибудь ужасное, если она так отвратительно себя чувствует. Так. Приехал какой-то противный парень, привез что-то очень страшное, какое-то питье. И тут наступала тьма. Она осмотрела комнату. Где Шурик? Шурика не было. А в углу спал на ковре этот противный парень, да еще храпел, как кабан. Марина спала на раскладушке.
Наташа села на тахте. Но что это? Она без трусиков? Где они? Почему она их сняла?
И тут краем сознания она начала понимать и даже вспомнила совершенно страшную вещь!!! Ванную, этого противного Санька! Это совсем подкосило ее, и, чтобы не разреветься в голос, она засунула кулак в рот и тихо подвывала, как раненый зверек.
Домой! Бежать! К маме! Ведь говорила же она!.. Наташа, заливаясь слезами, сползла с тахты и на дрожащих ногах приоткрыла дверь в холл. Слава богу, никого нет! И выскользнула за дверь…
Что было дома — словами не передать… Но Наташа усердно врала, пожалуй, впервые так смело и уверенно и почти сразу закрылась в своей комнате. Спать!!! И ни о чем — пока! — не думать!
Проснулась, когда за окном стояла кромешная тьма. На душе гадко. И сама Наташа вся мерзкая.
А где же романтическая любовь? Может, она чего-то не поняла, ведь Маринка говорила, что это кайф, но Наташа больше не хочет участвовать в этой грязи! И замуж она никогда не выйдет!
…А дальше?! Дальше — кромешный мрак и ад! Но за прошедшие после этой «милой» вечеринки 20 лет Наташа мучительно заставляла себя вспоминать. Вспоминать и каяться… Все нынешние ее беды оттуда, из прошлого… И если она будет каяться, вновь проживая этот ужас, который ей довелось — и может быть, доведется еще! — пережить, тогда Господь смилостивится над ней?! И она наконец обретет покой?..
Она опять наполнила бокал виски…
…Неопытная Наташа не сразу поняла, что беременна. А когда поняла, накатил липкий ужас. Ситуация как в плохом фильме. Банальная. Признаться родителям — выше всяческих сил! Да это просто невозможно! Стоит только представить реакцию мамы! Да и вообще, скорее всего она бы просто не вынесла этого… Ее дочь — «красавица, умница, ангел!». И беременна от Санька из какого-то Супонева! Вот папа другой. Признаться ему… Тогда еще было время подумать… У Наташи на глаза навернулись слезы: бедный, бедный папочка! Уже пять лет его нет на этом свете… Но мысль о признании отцу тогда Наташа тоже отвергла… что теперь сожалеть? И оказалось, что единственный человек, которому можно открыться, — Марина. Больше некому! И приехала к Маринке. Оказалось — очень кстати: Пелагею та отправила в деревню… Марина сначала наорала на разрыдавшуюся Наташу, но потом, прикинув, что она сможет с этого поиметь, приказала:
— Кончай реветь! — И что-то пробормотав, вновь заорала: — Ты что, совсем сдурела?! Мы когда собирались? Вот именно! Неужели мамочка-врач тебя не просветила? С таким сроком никто не возьмется! Даже друзья из друзей! Хотя… — Марина поостыла, — можно поговорить с одной знакомой акушеркой… Деньги ей нужны… «Да и мне не помешают, — подумала Марина. — А уж где ты их возьмешь — твои проблемы». — Выход всегда есть. Только не сразу находится. И от кого?! От Санька дурного! Был бы мужик приличный, можно и обженить было бы. А с этого что возьмешь?
— Сколько надо денег, столько и будет, — твердо сказала Наташа, прервав рассуждении Марины.
— У матери сопрешь? — спросила та презрительно.