Она ускоряется, я тоже не отстаю. Почти добегаем до моей машины, но я быстро сокращаю расстояние и тяну Орлову за локоть. На себя.
— Это что еще за спектакль ты устроила? — спрашиваю прежде, чем вглядываюсь в лицо моей студентки. Лучше бы аккуратно схватил ее за талию и потянул под козырек, лучше бы вообще оставил в покое.
Нежное девичье лицо залито дождем и… слезами. Нос покрасневший, губы дрожат, глаза тоже все красные, опухшие. Нет, причина точно не в холоде.
— Уйдите! Оставьте меня в покое! — кричит и пытается вырваться из захвата. Ну уж нет. Не прокатит. И меня не волнует, откуда ты знаешь о вмешательстве Пугачева в нашу с Ульяной жизнь. Потом узнаю. Потом, когда ты успокоишься.
— Тебе надо домой, а то заболеешь.
— Я никуда с вами не поеду, ясно? — не сбрасывает громкость своего голоса. — Я вашу задницу спасала, а вы делали вид, будто это не с вами происходило! Опять!
— Что значит делал…
— То и значит! Я не могу так, ясно? Я еще до поездки говорила, что не хочу в это ввязываться! Для меня это перебор! Вы для меня один сплошной перебор!
Яна четко выкрикивает каждое слово. Теперь точно Яна. Потому что на мою язвительную и уверенную в каждой фразе студентку она ни капли не похожа. А я стою и ничего не могу сделать. Сказать в отместку или же поставить на место, как на парах.
— Почему перебор?
— Потому что вы мне небезразличны!
Девчонка на мгновение округляет глаза, будто испугалась своего признания, а потом продолжает:
— Всю эту неделю я место себе не нахожу, все время вижу с вами сны! Я даже на своего парня не могу посмотреть без чувства вины! Провожу время с ним, а думаю о вас, понимаете? О вас! Это ненормально и противоестественно — смотреть на своего преподавателя, как на мужчину! И если вы этого не понимаете, то уйдите от меня! Я подам заявление на перевод в другую группу, мы с вами пересекаться не будем!
Пытаюсь проанализировать пламенную речь своей студентки, но в голове, словно у двадцатилетнего юнца, крутится совсем не то, что нужно. Вместо того, чтобы продумать признания студентки, я смотрю на полные губы. Вместо того, чтобы согласиться с ее словами о переводе, вглядываюсь в серые глаза. Сейчас они совсем темные, почти как грозовая туча. И в этих «грозовых тучах» тоже идет дождь.
Не понимая, что творю, обхватываю двумя руками лицо девчонки, притягиваю к себе и впиваюсь в полные покрасневшие губки с привкусом соли и ванили. Яна какое-то время стоит на месте и не двигается, но спустя жалкие секунды сплетается со мной в бешеном поцелуе. Крышесносном.
Не хочу сейчас думать о неправильности, о том, что нам за это влетит, если узнают. Даже за игру влетит. Не хочу. Потому что именно сейчас чувствую себя по-настоящему счастливым. Свободным. Как тогда, в молодости.
Мы не сразу отрываемся друг от друга, только спустя время, когда воздуха перестает хватать. Мы мокрые, под холодными каплями дождя. Косметика на лице девчонки поплыла темными дорожками. Пытаюсь их убрать большими пальцами, а они все равно появляются. Но это ерунда. Потому что на полных губах моей студентки появляется едва заметная улыбка.
— Почему ты поцеловал меня? — впервые она называет меня на ты вне игры. А я впервые отвечаю абсолютно честно и открыто:
— Потому что захотелось.