Это так легко: вести урок в классе, который уже давно твой, очень давно. В обычной школе выпускной класс – центр внимания. У нас – пустая порода. Каждый ученик уже давно проверен, все они пристально изучены в огне педагогических коллизий, и Ангелов среди них нет – отработанный материал. Счастливчики. Они получат престижный диплом, самые лучшие рекомендации, вступят без тестов в десятки университетов по всему миру. А в придачу – пробуждение среди смятых простыней, в холодном поту, без дыхания. Ровно в два тридцать ночи, всегда в два тридцать. Может, кто-то вспомнит неожиданно выехавших и отчисленных одноклассников, болеющих учителей, постоянные медосмотры.

А еще каждое пробуждение оставляет запах пыли. Старой пыли из влажной непроветренной комнаты. Как будто тебе набивали ею нос.

«Ты себя накручиваешь, Соня. Это все кеторолак».

Меня раскачивало. Мне нужно было держать весь холст урока, следить за развертыванием темы занятия – и думать о странных утренних событиях, о том, что как раз сейчас добрый и отзывчивый Куарэ-младший узнает, где он остался.

«Наверное, я должна чувствовать вину перед ним».

С этой неуместной мыслью я полностью сосредоточилась на уроке.

В методическом кабинете был самый настоящий камин. Его никогда на моей памяти не топили, но настроение он создавал. Мне очень нравилось сидеть так, чтобы видеть черную пасть и кованую решетку. За нее в шутку складывали ненужные распечатки, и от этого камин выглядел легкомысленно.

Работать в методкабинете было совершенно невозможно, поэтому приходила я сюда только по кураторским делам. Еще здесь лежал журнал взаимопосещений уроков. А еще здесь сохранили при ремонтах якобы дух старины: угол у шкафа с архивом журналов не стали штукатурить, чтобы оставалась видна кладка. В сочетании с камином, сплит-модулем кондиционера и вечными сплетнями получилось претенциозно и глупо.

Мне не нравилось здесь. Камин нравился, остальное – нет. Особенно то, что за общим столом сидели Канадэ и Джулия. Я устроилась в углу и заполняла ведомость, по ходу придумывая виды внеклассной работы. Но на самом деле следила за тем, чтобы написать все в положенные клетки, и невольно проникалась жизнью заведения.

Константин Митников, как оказалось, не болен: он переиграл в платную онлайн-игру и, потеряв кучу денег, ушел в запой. В медпункте уже знают и готовятся проведать его с капельницей.

Маша из 2-В снова ходила во сне.

В общежитии вчера кто-то забыл рыбу на плите. Сковорода кухонная, поэтому неудачливого гурмана не нашли. Хозяева задымленных комнат клянут уличную сырость, косятся друг на друга и обильно облились духами.

– Витглиц, а ты уже видела новенького?

Я подняла голову. Мне оставалось ровно три клетки, и уже можно было идти. Все-таки три – это магическое число.

– Да, – ответила я и снова склонилась над ведомостью. Еще одна клетка. Надежды на прекращение разговора не оставалось: Канадэ и Джулия уже устали друг от друга.

– И как он тебе?

Не люблю общие вопросы. На них надо отвечать странные вещи: «Ой, так нра!», «Ну, ничего так», «Не знаю, не знаю…» Порой мне интересно, что сказали бы коллеги, ответь я когда-нибудь именно таким образом.

И я опять отвлекалась. Снова думала о посторонних вещах.

– Он хорошо говорит.

– А о чем вы разговаривали?