Голос в шлеме утих. Бад слышал чужое тяжелое дыхание и понимал, что контролер-техник волнуется так же, как и он сам.

Замечательная игра! И все же Коггинс не мог понять, почему она называется «Руби». Правда, неясно, и почему «Тетрис» называется «Тетрис».

Двери на помост распахнулись под ударами крепких плеч вооруженных людей в темных очках.

Вспыхнули фонарики, кто-то громко крикнул:

— Замереть! Не двигаться! Секретная служба! Не двигаться!

Коггинс опустился на одно колено и стал ждать. Неужели его заметили?

Агенты ринулись к человеку, который в зловещем молчании сидел на переднем ряду.

Человек встал. Спина его была обращена к амфитеатру. Невысокий, щуплый, он походил на профессора астрономии, намеревавшегося читать лекцию об истинных кварках.

Агенты обходились с ним, как со свернувшейся гадюкой.

— Руки!

— Я не сопротивляюсь! — неожиданно выкрикнул подозреваемый. — Не противлюсь аресту!

Агенты волной прихлынули к нему, швырнули на пол и надели наручники. Он покорился без борьбы.

— Вы арестованы за попытку убить Президента США, — произнес один из запыхавшихся агентов.

— Я никого не убивал, — нервно ответил арестованный. — Я козел отпущения.

Когда его подняли на ноги, кто-то включил свет. И все смогли разглядеть убийцу. Все, кроме Бада.

— Черт возьми! — воскликнул кто-то. — На нем ветровка нашего контрснайпера.

— Я его не знаю, — произнес другой агент.

— Он не из бостонского отделения, — добавил третий.

— И все-таки кажется мне смутно знакомым, — сказал четвертый.

— Ладно, потом разберемся. Уводим его.