Внутри у меня что-то раскололось, будто треснул ледок на краю замерзшего озера. Мне захотелось шагнуть назад, чтобы лед сомкнулся, но было слишком поздно.

Когда Катя ушла, я повернулась к Адаму:

– Ну?

– Что – ну?! – отрывисто бросил он, словно мой вопрос и само мое присутствие раздражало его. Как будто я во всем виновата.

Я сосредоточилась на взгляде, которым они обменялись, на красных от слез глазах Кати и ее скрытом предостережении. Вы не заслуживаете подобного.

– Адам, я же не дура. Что происходит?

– С кем?

И снова еле слышное «тьфу», прежде чем он откликнулся, словно голова Адама была занята другим, чем-то более серьезным, а я отвлекла его на всякие пустяки.

– С Катей, – ответила я так, как иногда общаются с иностранцами. Я испытала ощущение, будто вторглась в чужую жизнь, словно этот разговор из тех, которые раньше мне никогда не нужно было заводить, о каких я и не думала.

Когда Адам отвернулся, чтобы заняться чем-то совершенно ненужным, я заметила, как его шея покраснела. Истина явилась мне, будто ответ на вопрос в кроссворде после того, как газету выбросили, и с моих губ сорвались слова, которые мне не хотелось произносить:

– Ты спал с ней.

– Нет! Господи, нет! Боже мой, Майна, ты именно это подумала?

Раньше Адам не давал мне даже малейшего повода для подозрений. Он любил меня. Я любила его. Я изо всех сил старалась говорить ровным тоном:

– А что мне еще остается думать? Между вами явно что-то произошло.

– Катя по всей кухне разбросала разноцветную глину для лепки. Я на нее наорал. Она приняла это близко к сердцу, вот и все.

Я глядела на Адама и слушала его неуклюжее откровенное вранье.

– Ты мог бы, по крайней мере, сочинить нечто более правдоподобное.

Нежелание Адама напрячься и придумать убедительную «отмазку» причиняло почти такую же боль, как и его вранье. Неужели я так мало для него значила?

С отъездом Кати наша семья дала трещину. София пришла в ярость, и горечь от внезапной потери подруги выразилась в разбитых игрушках и изорванных картинках. Она винила во всем меня по той лишь причине, что именно я все ей рассказала, и мне понадобилось мобилизовать силу духа, чтобы не объяснять дочери, что виноват Адам. Мы с ним ходили кругами: я – колючая и резкая, он – молчаливый и полный напускного негодования, нацеленного на то, чтобы заставить меня засомневаться. Я держалась стойко. Если Катя была своего рода кроссвордом, то теперь, разгадав его, я поняла, что ответы лежали на поверхности. Многие месяцы Адам уклончиво отвечал, когда именно у него выходные, и был весьма осторожен с телефоном, беря его с собой в ванную, если принимал душ. Я была круглой дурой, что ни о чем не догадалась гораздо раньше.

– Вверх по склону, – произносит София. – Потом церковь, затем…