Маски нет. А это значит, что он наверняка не выйдет отсюда.
Он вдруг вспомнил все. Все, до последнего. И то, как он уехал от Эммы, и то, как он выпутался из всей этой истории в первый раз. И то, как они поехали проверять квартиру Эммы вместе с Арабом, и огненный шар «Шмеля», врезающийся в стекло, и вспышку в квартире, рвущийся из окон огонь, и напавших на них полицейских во дворе…
Эмма…
Допрашивающий подошел ближе. Присел на край стола, чтобы допрашиваемый был вынужден смотреть вверх и вбок, тоже неудобная, некомфортная поза, вдобавок создающая подчиненность при доминировании следователя. У нас учился, с…а.
– Кто ты такой? – спросил следователь. – Ты говоришь по-русски?
– А-гр-х…
Аскер бросился на него прямо через стол, со связанными руками, намереваясь вцепиться зубами в эту проклятую шею, и грызть, грызть, пока соленая кровь не хлынет в рот. Следователь успел лишь повернуться, но и этого хватило. Он вцепился зубами во что-то, следователь вскочил – и он упал на стол, а со стола – на пол. Подскочивший боевик – а реакция-то у него хреновенькая – изо всей силы ударил его прикладом автомата, метил в голову, но попал в плечо. Потом начал со злобой пинать ногами…
– Даризим [74]! – приказал опомнившийся следователь. – Даризим!
Боевик нехотя отошел.
– Ага коферда [75]! – сказал он, и голос его буквально сочился ненавистью.
– Чап ша [76]!
Следователь обогнул стол. Аскер так и был привязан к стулу с помощью пластиковых наручников, это не дало ему возможности нормально напасть. Проявив недюжинную силу, следователь поставил стул на место.
Аскер тяжело дышал. Было больно, но он приказал себе не думать о боли. Раз больно – значит, ты еще жив. Так его учили…
– Кто ты такой, русский? – прозвучал голос из-за спины. – Кто тебя послал против нас? На кого ты работаешь?
Аскер молчал. Он вдруг понял, что такое настоящая ненависть. Ненависть, побуждаясь которой надевают пояс шахида и подрывают себя в толпе. Ненависть, ради которой уходят в безнадежный бой…
На стол шлепнулась карточка.