— Вы в госпитале, в Хосте. В травматологии. Вы лежите, вам нельзя разговаривать. Сейчас я доктора позову, он сказал, что когда вы придете в себя — его позвать.

Я особо не перечил, каждое произнесенное слово отзывалось острой болью в легком и позвоночнике. Сестра убежала куда-то, а неугомонный новый знакомый тоже ушел — видимо курить. Ничего не оставалось, как тупо смотреть на игру солнечного зайчика на потолке, от стекол раскачивавшейся форточки.

Приблизительно через час пришел доктор — высокий, сухой старичок, с седыми редкими волосами и пронзительным взглядом, в белом халате и стетоскопом, как и положено стереотипному образу врача. Даже чем-то напоминал Айболита из мультика. Это был заведующий травматологического отделения подполковник медслужбы Баранов Иван Федосеевич. Он зашел в сопровождении медсестры Леночки. Сначала он мне совершенно не понравился — он даже немного напрягал своим внешне противным видом.

— Ну что, лейтенант? — проскрежетал он своим старческим голосом, — Пришли в себя? Это очень хорошо. Ну вы нас тут всех перепугали — чуть на тот свет не отправились, к праотцам!

— Извините, не знаю как вас зовут, — начал было я.

— Иван Федосеевич, — подсказал он.

— Иван Федосеевич, а что со мной?

— Ну, батенька, будете много знать — скоро состаритесь.

— Я не могу встать.

— А вам пока и нельзя, батенька. И вообще, вам нельзя разговаривать. Я вас старше и по возрасту, и по званию, поэтому приказываю вам молчать. Вы мне мешаете проводить обследование!

— Я просто хочу знать, что со мной.

— Вы действительно хотите? — сказал он, после того как измерил давление и послушал, как я дышу. — В общем, у вас проникающее пулевое ранение в грудную полость и еще куча всяких неприятных вещей, как то: большая потеря крови, незначительное заражение крови, омертвение тканей правого легкого, истощение, начальная стадия цинги, бельевые вши, чесотка и прочие мелкие неприятные вещи связанные с антисанитарией, в коей вы прибывали.

— Иван Федосеевич, вы мне все сказали? Тогда почему я не могу пошевелиться?

— Ну что ж, лейтенант, у вас пуля застряла в позвоночнике. Я вообще удивляюсь, как вы выжили! Все что я сказал раньше — это ерунда по сравнению с этим. Потерю крови мы вам компенсировали, легкое прооперировали, потому что вам угрожала гангрена. А вот с пулей мы еще не знаем, что делать, потому что в нашем госпитале нет необходимого оборудования для проведения таких операций. Скорее всего, будем вас в Москву, в Бурденко отправлять.

— Когда?

— Наверное дня через два. Посмотрим по вашему состоянию. А пока лежите и отсыпайтесь.

— Иван Федосеевич, я смогу воевать потом?

— Эх, лейтенант, я не уверен, что вы потом сможете ходить и двигать руками. Пуля застряла в позвонке, задев нервные окончания, что иннервировали конечности. А вы говорите воевать. Я не хочу вас обманывать, молодой человек. В целом, ваше состояние после операции нахожу удовлетворительным. Но вы не отчаивайтесь — в Москве и не такие операции проводились. Ладно, я пошел. А вам полный покой и по — больше спите.

«Айболит» вышел из палаты. Я лежал, и некоторое время в голове крутилась навязчивая мысль: «Ну, что, Володя! Отвоевался!». Все мое существо отказывалось поверить, что стал инвалидом. Ну не может же такого быть! Осталась последняя надежда на Москву. Да, если и они не помогут — не буду калекой. Уж лучше пусть думают, что погиб или пропал без вести. Я не должен стать для них обузой. А как же месть за смерть Оксаны? Бороться! Надо бороться за свое право на месть!

Пришла сестра с лотком, где под белой тряпочкой лежали шприцы. Она вколола мне что-то. Еще минут пять полежал и погрузился в сон.