На протяжении большей части своей истории еврейский народ находился под жестким контролем своих вождей. В Новом Завете мы читаем о тоталитарной власти фарисеев и книжников, первосвященников и законников над евреями Иудеи. Чем жестче тоталитарный режим, тем меньше необходимости в словах, выражающих нравственные нормы. Более того, такие слова становятся даже вредными и опасными для тех, кто правит народом.

Лично мне показалось, что между обществом Океании Джорджа Оруэлла и еврейским народом Ветхого и Нового Заветов можно провести определенные параллели. И там, и там – тоталитарный режим. И там, и там – язык, максимально свободный от нравственных смыслов.

Как мы знаем, роман «1984» получил всемирную известность, уже к 1989 году роман был переведён более чем на 65 языков (сегодня, наверное, их число перевалило за сотню). За десятилетия после выхода романа было написано бесчисленное количество работ, содержащих критику и анализ указанного произведения Оруэлла. Среди них особенно выделяется книга английского писателя Энтони Бёрджесса «1985» (издан в 1978 году). Из самого названия романа можно догадаться, что Бёрджесс продолжает размышления над проблемами, поднятыми в «1984» Оруэлла. В целом Бёрджесс согласен со своим предшественником, что новояз является сильнейшим средством разрушения традиционного общества. И тезисы Оруэлла дополняет некоторыми своими наблюдениями и мыслями. Например:

«…главная цель филологов ангсоца не обкорнать язык до подобающей простоты, а настолько полно приспособить его для выражения ортодоксальной доктрины государства, чтобы в речь, будь то письменная или устная, не могла бы проникнуть даже тень ереси. «Свободный» еще существует, равно как и «несвободный» или «свободность», но само понятие может быть лишь относительным, как в «свободный от боли». «Свободный» в смысле «политически свободный» в новоязе не имеет смысла, поскольку самой такой концепции больше не существует. Текст о политической свободе вроде Декларации независимости невозможно осмысленно перевести на новояз».

Беседуя с журналистом по поводу романа «1984» (примерно четыре десятилетия назад), Бёрджесс, обратил внимание на то, что новояз представляет собой сочетание четко определяемыхтехническихтерминов (многие – узкоспециальные) и общих понятий с очень размытыми смыслами. При этом так называемые общие понятия, с точки зрения приверженцев старого языка, все больше приобретают звучание сленг.

Сленг (англ, slang), согласно Википедии, – «набор особых слов или новых значений уже существующих слов, употребляемых в различных группах людей (профессиональных, общественных, возрастных и так далее)». В английской лексикографии термин «сленг» получил широкое распространение приблизительно в начале XIX века. Американские литературоведы Дж. Б. Гриноу и Дж. Л. Киттридж дали следующую характеристику сленгу: «сленг – язык-бродяга, который слоняется в окрестностях литературной речи и постоянно старается пробить себе дорогу в самое изысканное общество». Понятие «сленг» близко к таким понятиям, как «диалектизм», «жаргонизм», «вульгаризм», «разговорная речь», «просторечие»[70].

Бёрджесс обращает внимание на то, что из языка происходит «вымывание» слов, позволяющих описывать и понимать смысл окружающего природного, социального и духовного мира человека. В языке остаются лишь и доминирование в языке сленг и специальные технические термины:

«В языке наблюдается мучительная раздвоенность. С одной стороны, научные и технические термины, значение которых точно определено, с другой – мы видим неопределенность и размывание смысла многозначительной болтовни. В американском английском мы видим шизоидную связку сленга и технического жаргона (курсив мой – В.К.), благодаря которой возникают фразы: «Давай обнулимся до подразумеваемых параметров онтологического… дерьмо… как бишь оно там… ах да… констатации». Я отмечаю тенденции к чистой вербализации, особенно в публичных заявлениях, которые мы обычно считаем лживыми или уклончивыми. Я хочу сказать, утверждение может звучать так, словно имеет смысл, пока сохраняет связную синтаксическую структуру. Слова организованы в какую-то схему, но что значат сами эти слова, не важно».

Журналист просит Бёрджесса пояснить свою мысль на примере. Тот приводит следующий пример: «Репортер спрашивает президента или члена кабинета министров, будет ли война, а в ответ получает: «Существуют различные параметры осуществимости потенциала, каждый из которых достоин серьезного рассмотрения в контексте следствий из вашего вопроса, Джо. Общая тенденция склонности к забастовке по обеим сторонам гипотетической глобальной дихотомии находится в процессе подробнейшего изучения, но затронутый темпоральный элемент пока, разумеется, невозможно достоверно исчислить. Это достаточный ответ на ваш вопрос, Джо?» И Джо остается только сказать: «Спасибо, сэр»». Бёрджесс назвал подобный ответ «языком профессиональной уклончивости».

В том же разговоре с журналистом Бёрджесс обращает внимание на то, что новояз будет все менее способным описывать физический мир в его целостности и одновременно природном многообразии. По мере того, как человечество будет становиться все более урбанистическим и технократическим, новояз будет нацелен на описание мира техногенного и виртуального:

«В этом романе («1984» – В.К.), разворачивающемся в предельно урбанистическом обществе, слишком много сельского. И в языке будет происходить то, что уже происходит, а именно вытеснение сельских и природных реалий, так что названия различных пород деревьев не будут иметь большого значения: вяз, дуб или секвойя будут называться просто «дерево». Все птицы станут «птицей». Цветы – «цветком». Словарный запас будет становиться все более абстрактным, носители такого языка временами будут бунтовать против тенденции все более изобретательным сквернословием, но и бранные слова будут носить общий характер. На смену словам, так сказать, «от природы» возникнет обширный технический словарный запас – слова для обозначения частей холодильника, магнитофона и так далее. Но язык будет оторван от своих корней в плане фундаментального физического опыта. Это будет язык скорее мозга, чем тела».

Слова, которые традиционно помогали человеку находить правильные нравственно-этические ориентиры в жизни, будут постепенно «вымываться» из языка. Журналист задает вопросу Бёрджессу: «А как насчет слов вроде «любовь», «честь», «долг», «бог», «верность», «предательство», «ненависть», «бесславие»?». – Писатель отвечает: «В отсутствие традиционной системы нравственных ценностей крайне сложно будет придать подобным словам какое-либо точное значение. Уже сейчас каждому присовокуплены смутные эмоциональные коннотации, но ничего больше. И тут кроется опасность. Любой диктаторский режим может завладеть этими словами и извлечь выгоду из порождаемой ими эмоциональной реакции, но давать им собственные определения. “Бог – высшее существо. Я – высшее существо. Следовательно, я Бог"».

Новояз призван укреплять диктаторский режим. С другой стороны, этот режим не постесняется при необходимости применить силовые методы для насаждения новояза. Вот что на этот счет еще сорок лет назад сказал Бёрджесс в той беседе с журналистом:

«Нам, несомненно, уже указывают, какие слова не употреблять. Причем не столько правительство, сколько группы влияния, которые воздействуют на правительство. Не сомневаюсь, что рано или поздно в Великобритании будет принят Акт о языковых ограничениях. Определенные расистские термины, такие как «япошка», «гомик» или, хуже всего, «ниггер», уже табуированы, как некогда были табуированы ругательства из трех букв. Следующим шагом будет официально объявить их вне закона. Движение в защиту прав секс-меньшинств… потребует, чтобы такие выражения, как «педик», «гомик» или «гомосек», объявили вне закона. Даже есть «голубцы» может оказаться противозаконным, если только не будете называть блюдо фаршем в капустном листе. Далее движение за права женщин может потребовать переориентации личных местоимений, чтобы «он» и «его» использовались для обоих полов и вообще общее выражение «человек» должно быть заменено каким-нибудь сфабрикованным чудовищем вроде «мужежен» или, еще лучше, «женомуж». Права женомужа. Филологи этого движения, вполне возможно, присовокупят ко всем словам окончания женского рода или даже уничтожат ряд слов. Мы движемся в сторону все большего ограничения не только в поступках, но и речи…».

Удивительно, но многое из того, что предсказали Оруэлл (70 лет назад) и Бёрджесс (40 лет назад) по части новояза, сегодня сбывается.