Никогда еще французскому императору не было так стыдно. Мало того, что русские нашли его в самом неприглядном виде, так еще и демонстративно не требуют объяснений. Вообще ничему! Да, именно из-за этого к стыду примешивалась изрядная доля холодной и рассудочной ненависти. Насмешки переносить легче, чем выказываемое равнодушие. Оно ранит больнее отточенной стали, и раны долго не заживают и кровоточат. Даже чертов ирландец перестал предлагать императору свой дрянной виски, теперь кажущийся не таким уж и плохим.

– Куда вы меня везете, месье?

Майор Толстой сделал вид, что не расслышал вопроса, и вместо него соизволил ответить Иван Лопухин:

– А вам куда нужно попасть, Ваше Величество?

– Мне все равно, месье капитан.

– Вот мы туда и едем.

Путешествие, если марш целого батальона по вражеской стране можно назвать путешествием, проходило спокойно. Встреченные на дороге английские патрули безжалостно вырубались в скоротечных схватках, пару раз колонну обстреляли неизвестные, не причинив, впрочем, никакого ущерба, а ближе к Лондону местность вообще обезлюдела. Видимо, тут хорошо поработали армейские вербовщики, забирая под королевские знамена всех без исключения.

– Когда мы будем на месте, капитан?

Лопухин пожал плечами и не ответил. Император не стал больше его беспокоить и сам замолчал, погрузившись в размышления. Вернее, мысль была всего одна – не сделал ли он самую главную в жизни ошибку, доверившись предложениям герцога Роберта? И где теперь искать этого чертова Кавендиша с его кораблем и возможностью отплыть в Новый Свет? И еще одна мысль всплывала из глубин сознания, но вот ее Бонапарт в себе изо всех сил давил и не давал выбраться наружу. Мысль о повторном побеге оказалась на диво живучей и оставлять императора категорически отказывалась. А может, и в самом деле…

Пока Бонапарт отдавался во власть мрачных дум, произошло зауряднейшее на первый взгляд событие, впоследствии оказавшееся роковым для жителей всего Соединенного Королевства вообще и особенно жителей Лондона в частности. Точнее, не само событие, а образовавшаяся цепочка совпадений, случайностей и прочих мелочей, давшая толчок к бесславному падению британской столицы. Итак, передовой дозор привел пленного…

Заинтересовавшийся Наполеон попридержал коня, и в полной мере смог оценить красоту специфических выражений русского языка, употребляемых майором Толстым для объяснения двум сержантам всей их неправоты. В переводе на более-менее человеческую речь это звучало примерно так:

– Позвольте узнать, господа сержанты, какого черта вы приперли эту дохлятину? У нас, слава богу, не передвижная живодерня, и даже не мастерская по выделке немецких сосисок. Зачем притащили мне эту падаль, кто ответит?

– Федор Иванович, он же еще живой!

– Вот в этом и заключается ваша ошибка, господа! Даже не ошибка, тут целым преступлением попахивает. Маленьким таким преступлением, вроде неуместного благородства по отношению к противнику. Кто и чем его кормить будет, я спрашиваю? – Толстой сделал паузу, набирая в грудь воздух, и с новой силой обрушил на виновных начальственный гнев. – Или вам подвигов захотелось? Вот это, как я понимаю, офицер?

– Так точно!

– Ага, и за его пленение полагается награда. – Майор опять замолчал, и лица сержантов озарились довольными улыбками. – Кошачью пипирду вам, господа, а не медали. У нас есть приказ, и наши награды ждут нас только после его выполнения, и никак не раньше. И за выполнение! Надеюсь, я понятно объясняю? А желающим отметиться в истории великими подвигами говорю ясно и четко – удавлю собственноручно, и государь император за это только похвалит. И вас похвалит, и, может быть, даже наградит. Но посмертно. Вы хотите Святого Владимира с мечами на могилку, господин Голицын?

– Да что уж я… – смутился сержант.