– Заткнись! – сказал папочка.

– Что там такое, дорогой? – послышался женский голос.

– Что-то случилось внизу, в холле.

– Эти дети дождутся когда-нибудь!

– На этот раз они не виноваты, – ответил отец и закрыл дверь.

Римо поднялся по лестнице к себе. Кровь почти перестала течь. Рубашка прилипла к телу. Чиун спал на своем матрасике лицом к окну, свернувшись в позе зародыша.

– Ты ранен, – произнес он, не поворачиваясь, ни одним движением не показывая, что пробудился. Во время сна его мозг фиксировал все посторонние звуки. Просыпался Чиун мгновенно, приученный к этому с рождения, просыпался так, чтобы никто этого не заметил. Из таких вот деталей и складывалось могущество Мастера Синанджу, высочайшего знатока боевых искусств Востока, досточтимого старейшины небольшой корейской деревушки, от которого целиком и полностью зависело ее существование.

– Царапина, – сказал Римо.

– Любое ранение опасно. Насморк опасен. Промой рану и отдыхай.

– Хорошо, папочка.

– Как идут дела?

– Не очень.

– А по-моему – неплохо. Я ощущал вибрацию от стрельбы из ружей.

– А, это. Да, там их было трижды три по трое, и пришлось использовать «алую ленту».

– Тогда почему ты ранен?

– Я начал «ленту» поздновато.

– Никогда прежде, – сказал Чиун, – никто не получал так много, как было дано тебе, и никто не усваивал так мало, как ты. С таким же успехом я мог бы тренировать стены, а не белого человека.

– Ладно, хватит. Я ранен. Перестань.

– Ранен! Царапина, а ты из этого делаешь трагедию. У нас есть дела поважнее. Отдохни. Скоро нам придется исчезнуть.

– Сбежать?