Для полноты картины стоит добавить, что еще в 1880 году по указу Александра II Императорская Академия наук установила специальную премию для составителей словаря малорусского наречия, стимулируя таким образом деятельность малорусских лексикографов. Варварство, не правда ли?

В 1890-х годах в Российской империи уже функционировало четыре издательства, специализирующиеся именно на печатании книг на малорусском наречии. А помимо них такие книги выпускали и другие издательства.

В начале 1900-х годов малорусское книгоиздание расширяется еще больше. Дошло до того, что соответствующую литературу совершенно легально печатали в типографии штаба Особого корпуса жандармов.

«Украинских книжек выходит у нас много», – сообщал в январе 1903 года Иван Нечуй-Левицкий Ивану Пулюю, особо отмечая, что кроме художественной литературы по-украински издается «множество популярных книжечек» (научно-популярных брошюр).

Некоторые брошюры по сельскому хозяйству, напечатанные на малорусском наречии, взялось распространять Министерство земледелия Российской империи. Все было логично: малорусские сельскохозяйственные брошюры действительно приносили пользу, ибо многие термины в этой отрасли (названия растений и т. п.) в разных регионах отличались друг от друга. И рассчитаны такие брошюры были сугубо на крестьян, касались сельского быта. Употребление местных наречий тут оказывалось вполне уместно.

Неизбежно приходится сделать вывод: преследование малорусского (украинского) книгопечатания в Российской империи конкретно из-за того, что оно малорусское (украинское), – это русофобский миф и не более.

Миф, который, кстати сказать, сами украинофилы поневоле и опровергали. Так, Дмитрий Дорошенко, составивший библиографический указатель произведений «народной украинской литературы» за 1894–1904 годы, вынужден был констатировать, что в указанный период «вышло довольно значительное количество украинских книг».

Это, конечно, не значит, что малорусские писатели не сталкивались со своеволием цензоров, что порой имели место ненужные строгости и запреты. Но с теми же трудностями сталкивались и авторы, пишущие на русском литературном языке.

Тут, между прочим, стоит сослаться на Бориса Гринченко. В одном из частных писем он жаловался, что цензура не пропускает в печать написанное им по-украински произведение об Иване Котляревском. Но далее из того же письма следует, что та же цензура запрещала то же произведение и переведенное на русский. Очевидно, что причиной запрета являлось содержание, а не язык. И что любопытно, в конце концов автору удалось добиться цензурного позволения. Произведение вышло в свет, и именно в украиноязычном варианте.

У «национально сознательных» авторов часто можно прочесть, будто бы российская цензура намеренно пропускала в печать «всякий мотлох» и запрещала действительно талантливые произведения. Мол, таким способом царизм компрометировал украинскую литературу. В связи с этим необходимо заметить: в период формального действия «Эмсского указа» в России с разрешения цензуры печатались произведения Тараса Шевченко, Ивана Франко, Марко Вовчок, Панаса Мирного и многих других писателей, признаваемых сегодня классиками украинской литературы. Если кто-то считает их произведения мотлохом, то вряд ли стоит вступать в полемику – о вкусах, как известно, не спорят. Однако других классиков украинская литература того времени не знает.

Теперь о пункте 1 «указа». И он тоже быстро утратил силу. Главное управление по делам печати вовсе не свирепствовало и щедро давало разрешения на ввоз литературы из-за границы. Мало того, в России можно было свободно выписывать из Галиции газеты и журналы украинофильской направленности. Если же впоследствии распространение некоторых периодических изданий все же запрещалось, то по причине ярко выраженной антироссийской позиции, занимавшейся этими изданиями, а уж никак не из-за языка.

Итак, довольно строгий на первый взгляд «указ» оказался не таким уж строгим. Большинство его положений перестали действовать задолго до того, как сами власти в 1904 году (то есть еще до революции 1905 года) собрались официально его отменить.

Почему так? Думается, довольно верное объяснение этому дал Иван Франко. Он подчеркивал, что «тот указ не был законом в полном значении этого слова», а всего лишь «распоряжением, порожденным минутной потребностью». Ситуация изменилась, минутная потребность исчезла, а вслед за тем потеряло актуальность и соблюдение «указа».

Но отчего же тогда украинофилы так громко жаловались на него?

Как и в случае с «Валуевским циркуляром», ларчик открывался просто. Жалобами на притеснения деятели украинского движения прикрывали собственное ничтожество.

Как только вопрос об официальной отмене «Эмсско-го указа» встал в повестку дня правительства, в украинских кругах началась паника. «Мы дрожали, что вот-вот рухнет закон 1876 года… и мы сгорим от стыда за свою никчемность», – признавался Петр Стебницкий.

«Запрещение украинского слова в любую минуту готово пасть – и в каком свете покажет себя наша Украина? – высказывал озабоченность Михаил Грушевский. – До сих пор все списывалось на запреты: мол, имели бы украинцы и то, и то, если бы не запрещали. Непредубежденные люди готовы сейчас верить, что украинцев в их стремлении к своей национальной культурной работе сдерживают только препятствия со стороны российского правительства, что убрать те препятствия со стороны российского правительства – и сразу вспыхнет работа тех скрытых национальных сил, широко разовьется украинская культура. А если в действительности не вспыхнет, а начнет тлеть и шипеть, как мокрое горит?»

Предчувствия не обманули «национально сознательных» деятелей. Указ отменили, но.

«Какой чрезвычайно маленький процент подписчиков и читателей среди тридцатимиллионного украинского населения находят первые украинские газеты и журналы, – в отчаянии писал Грушевский. – Ни один не может покрыть даже минимальных расходов издания! Какой незначительный процент выпадает на украинскую книжку в общей сумме того, что вращается на украинской территории! Как слабо проявляет себя украинская стихия в жизни! Чем заявила о себе раскрепощенная украинская литература? Чем проявили себя те украинские ученые, которые, мол, по-украински не писали потому, что им это запрещают?»

«Цензура… Реакция… Брехня! Это лишь «отвод глаз», прикрывание чужой виной собственной никчемности!» – не сдерживал эмоций Гнат Хоткевич.