Что же меня разбудило?
Я натянул штаны, надел на руки пару легких кастетов, которые хранил в ящичке, и вышел из спальни, с трудом удержавшись, чтобы не позвать Скаут. В собачьем домике сонно заворочался Стэн.
Входная дверь была закрыта, окна целы, сквозняком не тянуло.
Разбудил меня не звук – отсутствие звука.
Я опустился на колени рядом с клеткой Стэна, сунул руку под одеяло и нащупал будильник, который мы положили туда, чтобы он заменял щенку биение материнского сердца.
Батарейка села. Я улыбнулся в темноте и погладил Стэна по мягкой рыжей шерстке. Пошел на кухню и выбросил старые часы в мусорную корзину.
Они были больше не нужны. Стэн привык и чувствовал себя дома.
Но сквозь щелку под дверью Скаут сочился свет. Моя дочь до сих пор спала с включенной лампой.
Тридцать
Салман Хан открыл нам дверь и прищурился от бледного утреннего света. Он был небрит, в одной руке держал бейсбольную биту, в другой – сигарету, и обе чуть не вываливались у него из пальцев. Белая рубашка была расстегнута до пояса, на шее болталась черная бабочка, точно какое-то существо, которое только что сбила машина. Выглядел он так, будто спал в одежде целую неделю.
– Мистер Хан, – сказала Эди. – Старший инспектор Уайтстоун получила жалобу…
Хан шевельнул битой:
– Потому что они ушли! Офицеры, которые меня защищали!
Рен сочувственно улыбнулась:
– Угрозы вашей жизни больше нет. – Она была само профессиональное спокойствие. – Преступник схвачен…
Хан зло рассмеялся. Мы молчали.
Он посмотрел нам за спину, на дорожку, ведущую к дому. Там караулил молодой непалец, охранник. Теперь в богатейшем районе Лондона постоянно попадались на глаза такие наемные защитники, оберегавшие покой единственной улицы.
Богачи испугались. А больше всех – Салман Хан.
– Благодарю, Падам, – сказал он.
Гуркхский стрелок отдал честь.