Ибо и в священной Бухаре нашлись люди, у которых давно открылись глаза на все, что творилось вокруг.
…Башня Смерти отбрасывает длинную тень на притихший к вечеру город. Лишь звуки табла, трещотки миршабов нарушают тишину. Город настороженно прислушивается к каждому шороху. В последнее время никто не смеет выходить на улицы после вечерней молитвы, не зная «имени ночи» — специального пароля. Но Карима Ахуна — сотника эмирской армии — этот приказ, конечно, не останавливает. Узнав в миршабхане, полицейском участке, пароль, сотник беспрепятственно разгуливает по ночной Бухаре. Его можно увидеть то у аскерхана Кофилхан, то у Углан, то в казармах в Ширбадане, где он проводит время в «беседах» со знакомыми и друзьями.
Иногда Карим Ахун посещает и приютившийся на окраине махалли Кафриабад маленький домик, где живут Мавлян с матерью: сотник приносит в стирку свое белье. Сам он родом из Андижана, и здесь у него никого нет.
…Так подружились молодые люди. Мавлян сразу почувствовал, что Карим Ахун не похож на других людей эмира.
В один из первых дней их знакомства старуха принесла с базара новости:
— Благодари аллаха, сынок, за то, что наша кибитка далеко от минарета Калян, — сказала она Мавляну. — Поговаривают, что он скоро должен рухнуть, причем непременно обрушится на Арк.
Мавлян промолчал, а Карим Ахун, поджидавший старуху со свертком белья, усмехнулся:
— Минарет пусть уж стоит. Убрался бы к дьяволу эмир, сколько вдов и детей вздохнули бы свободно!
Такие слова Мавлян слышал впервые.
В последнее время Карим Ахун все чаще приходил к ним ночью. Мавляна вначале не интересовали дела сотника, но по мере того, как крепла их дружба, он стал кое о чем догадываться. Оба они любили пошутить, посмеяться, Мавлян с удовольствием слушал молодого сотника: Карим Ахун был грамотным, а слуге ишана так и не пришлось учиться. Но, от природы наблюдательный и сообразительный, Мавлян вскоре понял многое из того, о чем рассказывал Карим Ахун. Сотник стал постепенно вводить его в курс всего, что происходило в Бухаре и Туркестане, от него Мавлян впервые услышал слова «Ленин» и «большевики».
В дни пребывания Бейли и муфтия в Бухаре Карим Ахун каждый вечер после строевых занятий отправлялся в махаллю Кафриабад. В доме прачки он внимательно, не упуская ни единого слова, слушал подробный рассказ Мавляна обо всем, что происходило в доме Хайдар Хаджи. Прощаясь с другом, Карим Ахун вкладывал в его карман конверт:
— По возможности пораньше отправься на каганский базар…
Напряженно жила Бухара.
Никто не мог подумать, глядя на простоватого парня, что он курсирует между двумя мирами.
Когда Мавлян появлялся на дороге, один из часовых неожиданно исчезал в проеме ворот «дивариса», но вскоре снова появлялся и вставал на свое место.
А парень, придержав ишака недалеко от железных ворот, подходил к огромной гранитной глыбе у ограды и незаметно опускал конверт в трещину.
Так в Особый отдел, помещавшийся в «диварисе», поступали важные сведения о планах и делах заговорщиков. О событиях, разворачивавшихся в самом логове туркестанской контрреволюции. О встречах и передвижениях Бейли. Об отъезде Садретдинхана в Турцию вместе о группой деятелей «Милли Иттихад».
Мавлян не знал текста писем, которые передавал Карим Ахун, но очень гордился заданием и оказанным ему доверием.
А в письмах были записанные с его слов беседы муфтия и Бейли, реплики Хайдар Хаджи, точные сведения обо всем, что ежедневно после отъезда гостей творилось в змеином гнезде — доме бухарского драгомана.
ДОРОГИ