– Сейчас пообедаю, и сходим, принесём. – добавил Люк. Есть хотелось ужасно. Завтракали они почти семь часов назад, и трапеза была не сказать, чтобы обильной: стручковая каша и одно варёное яйцо на двоих.

Пумба, пристроившийся возле стула, хрюкнул, выклянчивая угощение. А когда хозяин проигнорировал просьбу, требовательно поддел его под локоть, и тут же получил щелбан в пятачок – нечего лезть к людям, когда они сидят за столом! Разочарованно взвизгнул и убрался в свой угол, переживать горькую несправедливость.

Мысли Люка вернулись к подстреленному руколазу. Мясо, годное в пищу, предстояло разделить на четыре равные части: по одной каждому из добытчиков, ещё одну – Генеральному. Начальство имело свою долю во всём, будь то подстреленный руколаз или урожай шампиньонов, снятый с единственной грядки на крохотной семейной ферме.

Так предписывал закон, и он был справедлив. Люк знал это с тех самых пор, когда пятилетним несмышлёнышем приволок домой корзинку древесных грибов. Мать, похвалив сына, отложила четвёртую часть лиловых, в белёсых пятнах шаров – «для Генерального». И объяснила: «Нас трое, сынок, верно? Ты, я и Лея. Но есть ещё и Генеральный, оно всё время думает о нас, заботится, чтобы у нас был кипяток, доля запасов из кладовых, чистая вода. А значит, и мы должны делиться с Генеральным по справедливости, так, как если бы он был одним и нас». Так говорила мать – и отбирала лучшие, самые крупные, самые крепкие грибы.

– Чай будете? – спросила мать. – Кипяток сегодня хороший, крутой, даже пар есть. Хочу вот после обеда ошпарить личинки палочников. Жалко, если пропадут – у нас их полкорзины, Лея позавчера набрала. Поможешь, дочка?

Сестра согласно мотнула головой. Говорить она не могла – рот был занят супом.

– Завтра пойдём на семьдесят восьмой, за коробами. – сообщил Люк. – Заодно, могу там что-нибудь для дома поискать. Что нам нужно по хозяйству?

Мать задумалась.

– Если найдёшь пару простынок – будет очень кстати.

– Ну, это вряд ли, мам… – Люк покачал головой. – Ты же знаешь, какая это редкость. Может, тряпки какие остались, и всё.

– Да я всё понимаю… – не стала спорить мать. – Я так, на всякий случай. Не будет простынок – ложки поищи. Хотя бы чайные…

На этажах выше Офиса – их привычно называли Верхними когда-то располагались роскошные апартаменты. Они, кроме разнообразного, зачастую бесполезного, барахла, когда-то были битком набиты ценными вещами – обувью, одеждой и постельным бельём из натуральных материалов, которым нипочём вездесущая плесень, разъедающая синтетику и пластик. Жаль только, большая часть апартаментов выгорела во время Большого Пожара. А то, что уцелело, давным-давно растащили обитатели Офиса.

«…и не только они. Дауны тоже охочи до поживы и часто лезут, куда их не просят…»

Он встал, отодвинул стул.

– Ты тогда помогай маме с личинками. А мы с Полом притащим руколаза, пока его птицы не расклевали. Вернусь – будем готовиться к завтрашней вылазке.

– Угу… – Лея облизала ложку и выпорхнула из-за стола. – Душ только приму – сегодня горячей воды много, можно не экономить! Мыло у нас ещё есть?

– Есть, доченька… – расплылась в улыбке мать. – С цветочным запахом, как ты любишь. Утром выменяла на шестьдесят пятом у одной тётки Люк повернулся и пошёл прочь. Он изо всех сил старался не думать о том, что происходит в эти минуты в душевой кабине.