— Вот именно. Сам подумай, какие настроения сейчас царят в обществе? Все, кому не лень, скоро начнут обсуждать этот полёт и спрашивать: «Зурабчик, почему зары могут, а мы не можем?..»
— И то верно. Нужно их как-то отвлечь, может быть, эту организовать… как её…
— Экспедицию, — услужливо подсказал Ивлев.
— Да, да, дарагой! Я скажу Нариману…
— А что с Камилем Эдуардовичем?
— Погиб Камиль, Женя, погиб три месяца назад… Геройски погиб, дарагой, как воин, — вздохнул Усупашвили. — Нариман теперь за него. Короче, я Нариману скажу, а там, как решат наверху — такие вопросы надо решать с… А вот мы и пришли, — перебил сам себя дядя Зураб. Он остановился перед дверью апартаментов, набрал код и толкнул ее ногой: — Проходи, Женя, устраивайся. Володю я устрою здесь рядом, соседняя дверь.
Ивлев остался один.
Да, вот тебе и повод задуматься. Зураба он знал не один десяток лет, Камиля Фархатова тоже. За это время он научился играть с ними на одном поле… Но вот о младшем брате Камиля Наримане он не знал почти ничего.
Да и как мог погибнуть Камиль? Это обтекаемое «геройски, как воин»… Что-то здесь нечисто. Полковник Фархатов не был склонен лично идти в атаку, он слишком любил себя, любил жизнь, женщин, застолья — всё сразу и в большом количестве. Кому-то Камиль мог показаться открытым и дружелюбным, но Ивлев знал, что это маска, знал это так же уверенно, как и то, что Фархатовы не являются истинными хозяевами Соколиной Горы.
«Эх, Клёнушка, если бы ты больше внимания уделял внешней политике и связям, я бы сейчас знал больше…»
«Но был бы ты тогда жив?» — голосом Клёна осведомилась совесть.
«В этом и вопрос…»
Николаев-старший, несомненно, знал больше, Ивлеву же приходилось находиться в делегациях на вторых ролях, и эта второстепенность всегда злила его. Теперь он главный, но не владеет полной информацией, и это злило его ещё больше. А злость — плохой советчик.
Пройдясь по комнате, Ивлев сел в кресло. Этот номер был ему знаком как свои пять пальцев. Зураб называл его правительственным, но Ивлев подозревал, что это всего лишь номер для гостей. Номер, не апартаменты, а именно номер, всё здесь было какое-то уравнительно-совдеповское, но не было той советской добротности, качества и основательности — оставался только неприятный осадок. Хозяева Соколиной Горы были люди прижимистые и умели считать деньги, гостеприимностью не отличались — всегда селили в один и тот же номер, всегда приставляли дополнительную охрану из своих. Вглубь бункера не пускали — все переговоры проводились в пределах двух уровней.
Уровнем ниже располагался конференц-зал, в котором и принимались все делегации, проходили обсуждения, подписание документов и прочие формальности. Затем главы делегаций куда-то уходили, а Ивлеву и остальным членам делегации предлагали перекусить в местном буфете. Меню там не отличалось разнообразием, от мясных блюд Ивлев всегда тактично отказывался, приходилось довольствоваться разного рода крем-супами. Во время таких перерывов Ивлев поминал добрым словом родной анклав, где с сельским хозяйством и животноводством всё было в порядке.
Неожиданно в дверь постучали. Ивлев тут же сел прямо: «Кто бы это мог быть?» В комнату вошел элегантно одетый человек, который вполне мог бы сойти за Вито Корлеоне в молодости — не хватало только розы в петлице; впрочем, её с успехом заменял кроваво-красный рубин.
— Добрый день, Евгений Иванович, простите, что прервал ваш отдых. Меня зовут Нариман Эдуардович Фархатов, — вошедший протянул руку Ивлеву, — я рад видеть вас в нашем анклаве и пришел засвидетельствовать своё почтение лично.
Ивлев был ошарашен. Какое позительное отличие между братьями! Статный и элегантный Нариман был полной противоположностью Камилю. Камиль Фархатов был низенький толстяк, а уж к изящным словесам никогда не прибегал.
— Как вас тут разместили? Всё ли в порядке? — видя замешательство Ивлева, осведомился Фархатов.
— Спасибо, к этим апартаментам я уже привык.