— Согласен, — охотно поддержал Эйдан. — На это есть садовник. А у пожилых всегда свои причуды.
Мэл обиженно вскинула на спутника глаза. Бабушка умерла в преклонном возрасте, но в здравом уме. Разве помогать растениям и творить красоту — причуда?
— Ты такая красивая, — вдруг с придыханием произнес Эйдан, останавливаясь и протягивая руку к ее лицу. Тоже остановившись, Амелия вмиг позабыла, что хотела высказаться в защиту бабушки. — И кожа такая нежная. — Пальцы молодого человека прошлись по ее скуле, добрались до виска, заправили за ухо выбившуюся из прически прядь. У Мэл перехватило дыхание. — Можно тебя поцеловать?
Вот так — в лоб. Разве им не надлежало гулять по саду месяцами, невинно держась за руки? С другой стороны, что может быть плохого в поцелуе? Клара говорила… Но ведь и отец отчего-то разозлился.
Запутавшись в собственных мыслях, Амелия окончательно растерялась и не успела ответить. А Эйдан уже шагнул ближе, положил руку ей на талию сзади и властно притянул к себе. Мэл вздрогнула, то ли от неожиданности, то ли от прикосновения его ладони, жар которой остро чувствовался через тонкую ткань платья.
А в следующее мгновение вторая рука спутника оказалась на ее затылке, и пухлые, не менее горячие, чем рука, губы коснулись ее губ.
Горячо и влажно. Безумно волнительно и неизвестно, как правильно. Клара говорила, что она все поймет сама, но Амелия не понимала. Ей нравилось? Или следовало оттолкнуть наглеца? Еще Клара обещала какие-то ощущения внизу живота, но Мэл не чувствовала ничего, кроме растерянности, влажных губ и горячих рук мужчины.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой как можно скорее, — прервавшись, прошептал Эйдан в ее приоткрытые и теперь горящие губы.
Он так улыбался и так смотрел, будто Амелия была самой прекрасной девушкой на земле.
— Я согласна, — сказала она.
Настоящее время
Цинн, столица королевства Мирея
Пожалуй, фразу: «Меня ожидает господин Гидеон», — по мощи реакции могли превзойти лишь слова: «Именем короля!». Стоило упомянуть, что ей назначена встреча с самим главой службы безопасности, как перед Амелией открывались все двери, причем с такой скоростью, будто Гидеон лично казнит любого, кто явится причиной промедления. При этом о причине визита уточнить не посмел никто, и Мэл рассудила, что ещё не родился на свете такой человек, кто решился бы солгать, прикрываясь именем главы СБ — слишком велики были бы последствия.
Гидеон обнаружился в своем рабочем кабинете на минус третьем этаже. В том самом, в котором тогда ещё юная Амелия провела несколько унизительных минут двенадцать лет назад.
— Леди Бриверивз, — произнес он без всякого удивления, когда она вошла (провожатый оставил ее у массивных дверей, оббитых черной кожей, и предпочел не отсвечивать перед начальством). Бросил взгляд на крупный циферблат часов на стене. — Вы рано, — резюмировал коротко.
Амелия лишь пожала плечом: часом больше, часом меньше — что бы это решило?
А тот уже вернулся к бумагам на своем столе, от которых его оторвало вторжение гостьи, больше не обращая на нее ни малейшего внимания.
Мэл расценила это как разрешение остаться и просьбу подождать. Поэтому без дополнительного приглашения прошла вперед и опустилась на стул для посетителей.
Гидеон продолжал писать. Его перо поскрипывало, касаясь плотной коричневатой бумаги, а между бровей залегла вертикальная морщинка, говорящая о сосредоточенности писавшего и важности написанного. Сейчас, когда он не впивался в нее своими черными «вороньими» глазами, то казался самым обычным человеком. Разве что со странными пристрастиями: кто бы в здравом уме выбрал для своего рабочего кабинета подземный этаж, имея в распоряжении целое здание?
«Пыточные катакомбы» — так называли это место в народе. Желание Гидеона остаться внизу после вступления в новую должность, а не занять кабинет своего предшественника с видом на реку, яснее ясного говорило о его личности.