А тот на этот раз губы поджал и промямлил что-то.

— Ну ты это…говори яснее. То губы жуешь, то слова. Голодный что ли? Пошли поищем, чем перекусить можно. Тебя как зовут-то, пацан?

И снова молчание, а потом тихим и серьёзным голосом:

— Мэри.

Нат остановился и в глаза ему посмотрел. Усмехнулся. Ну, конечно, девочка. Грязная, голодная, зарёванная девчонка. Черты лица мягкие, нежные. Как сразу не догадался? Улыбнулся ей и подмигнул.

— Ну Мэри так Мэри.

Так Натан с сестрой младшей своей познакомился. Он всем её именно так и представлял. И знакомым бродяжкам своим. Что сестру нашёл, и чтоб никто не смел и пальцем дотронуться до неё. Заботился о ней так, как мог заботиться подросток без денег, без крыши над головой, без помощи. Еду первой ей таскал. Иногда просто рядом сидел и в ладони ногтями впивался, чтобы не смотреть, как та найденный кусок пирога жует, а у самого кишки от голода в узел сворачивались. Спали вместе всегда. Причем именно из-за неё Натан научился спать с оружием — горлышко бутылки, палка или подобранное с земли шило. Однажды уснул обессиленный, а когда проснулся, понял, что Мэри нет рядом. Испугался. Испугался ужасно. Бросился искать её, и когда услышал мужской голос неподалеку от заброшенного здания, в котором они ютились, то почувствовал, как нечто страшное в нём просыпается. То самое. Тёмное, готовое поглотить всех и вся. И Натана в том числе. Правда, оказалось, что знакомый узнал девчонку и привёл. Куда и почему она уходила ночью, Натан так и не выведал. Иногда ему казалось, что она в состоянии постоянного шока находится. Говорила всегда мало и короткими фразами. Но в ту ночь Натан впервые понял, что может убить не только за себя.

Тяжелее всего было лечить девчонку. Худенькая совсем, постоянно заболевала, кашляла так, что Натану страшно становилось — мерещилось, сейчас все лёгкие ей разорвёт. Он и обувь чистил за жалкие монетки, и песни горланил, краем глаза проверяя, не кидают ли в дырявую кепку его деньги, и стекла машин протирал. Однажды целый день под дождём стоял, орал как кот мартовский похабные песенки (они больше всего у народа котировались, они и церковные, но их Натан не пел никогда), но так ничего и не собрал, потом ещё с наступлением сумерек с час ходил по мусоркам позади ресторанов, еду искал. А когда в подвал спустился к Мэри, то сжался весь, услышав её громкий кашель. Скрючилась в самом углу на кучке тряпья, которую ей Нат натаскал, и кашляла. За целый день не притронулась к тарелке с похлёбкой, которую он ещё с утра выменял у Энни-посудомойки в обмен на то, чтоб собак спугнуть, которые на неё кидались, когда девушка отходы выносила с заднего двора. Собак туда кстати всегда он сам и загонял.

Парень к Мэри кинулся, ладонь ко лбу приложил и застонал громко — горячая. К себе притянуть хотел, поцеловать, успокоить…а потом почувствовал, как злость изнутри поднимается. На то, что знает, ни хрена это ей не поможет. Нет таких поцелуев, которые исцеляют. И слова такого нет, чтобы температуру согнать могло. Сказки это всё. Лекарства ей нужны. И еда хорошая. Нормальная. А не эти жалкие объедки, которые только и мог он достать. Деньги. Ему просто нужны деньги, и не имеет значения, как он достанет их.

— Я приду скоро, Мэр. Слышишь? Ты только дождись.

А она словно в бреду говорит что-то, еще больше сжалась в комочек. Натан пулей вылетел из подвала и под дождём остановился, думая, куда пойти. Так и ходил возле домов, выглядывая себе жертву, пока до таверны не дошел какой-то. Вспомнил, что всю ночь она работает, и притаился у самой стены под козырьком. Через час ожидания или около того наконец двери с трудом, но распахнулись, и оттуда вышел мужчина, шатаясь и громко ругаясь с кем-то. Натан шёл за ним несколько метров под проливным дождём, прикинув, что стена дождя должна скрыть его от чужих глаз. А затем размахнулся и ударил мужчину палкой прямо по спине, и когда тот с захлебнувшимся криком упал на живот, быстро обшарил его карманы и, выудив кошелёк и золотую цепочку с крестом, убежал. Наутро он первым делом отправился к аптекарю и купил лекарства от жары и от кашля, а потом целую сумку еды. С силой поил её и кормил, заставляя есть и, стиснув зубы, убирая грязь, когда девочку рвало едой. А пока она спала, отбивался от других таких же бездомных детей, требовавших поделиться едой.

Через несколько дней девочка встала на ноги. А еще через год его Мэри загрызли собаки.