— Это же лавка, а не ресторан, — возразил я. — Где они салаты возьмут?

— Не беспокойтесь, господин Кеннер, — вклинился приказчик. — Мы готовим салаты и холодные закуски.

— Откуда вы меня знаете? — удивился я.

— Мы все гербы знаем, — с гордостью ответил приказчик. — А портреты ваши часто появляются в светской хронике. И портреты госпожи Лены, — он поклонился Ленке. — Семейство Арди наши старые клиенты, ваши слуги у нас и покупают продукты. У нас сама сиятельная Милослава не так давно заказывала большой торт для своих сотрудников. Кондитерская Кудьяра по праву считается лучшей в Новгороде.

— Дааа? — в глазах у Ленки загорелся огонёк интереса.

— Тогда пирожные, — обречённо вздохнул я. — Для трёх девушек, которые очень любят сладкое, и которым не надо волноваться о фигуре. Разных, с запасом, чтобы точно хватило. И салаты, конечно. И всё прочее, чтобы никто не остался голодным.

Общага внушала. Красивое четырёхэтажное здание, отделанное сероватым мрамором и украшенное барельефами, как-то не очень вязалось с таким названием. Никаких бабушек-вахтёрш внизу, разумеется, не было. В просторном мраморном холле нам встретилась только пара девушек, которые, проходя мимо нас, вежливо мне поклонились.

— А что это они тебе кланяются? — с недоумением спросила Ленка.

— Что тебе непонятно? — хмыкнул я. — Это же пятый курс боевого.

— И что?

— И то, что они либо уже подписали с нами контракт, либо собираются, — объяснил я. — Я для них не безымянный студент-младшекурсник, а тот, кому они будут служить следующие двадцать лет.

Мы поднялись по широкой лестнице и двинулись налево по красиво отделанному коридору. Двери комнат располагались довольно далеко друг от друга — судя по всему, популярная у нас схема «два студента на десятиметровую комнатушку» здесь совсем не популярна. Но звуки из-за дверей доносились обычные для вечерней общаги — громкие разговоры, взрывы смеха, и конечно же, неизменное бездарное бренчание на гитаре. Наконец длинный коридор закончился, и мы постучали в дверь с двумя двойками.

Все наши были там. Как оказалось, это была совсем не комната, а двухкомнатная квартира, причём в гостиной легко могла бы поместиться целиком типичная двушка из хрущёвки.

— Вы все здесь живёте? — с любопытством спросил я.

— Нет, конечно, — ответила Дара, слегка покраснев. — Здесь я живу. Ваня в двадцать седьмой, а Смела в двадцать четвёртой. А чем это так вкусно пахнет?

— Мы закусок разных принесли, чтобы сидеть было не так скучно.

— Ой, надо дверь запереть, а то сейчас сюда пол-общаги завалится, — встрепенулась Дара. — Если этот запах почуют, то по следу пойдут, как ищейки.

Как это знакомо, я чуть не прослезился. Отделай общагу хоть золотом и яшмой, она всё равно останется общагой. Правильно писал Булгаков, что дело в головах[8].

— Хорошо живут дворяне, — с завистью сказал Иван, гляди на появляющиеся из пакетов деликатесы.

— Да, Иван, дворяне именно так и живут, — с иронией ответил я. — Притащат домой мешок еды, запрут все двери, чтобы соседи не проникли, и едят, едят, едят…