— Мы учтём их в таком качестве, — согласился судья. — Однако мы предпочли бы услышать непосредственно того, кто имел дело с заказчиком.

— Посредник пропал, — ответил я. — Я бы удивился, если бы оказалось, что он жив, учитывая обстоятельства дела.

— В таком случае, на чём вы основываете ваше обвинение, господин Кеннер?

— Учитывая тяжесть преступления, я прошу допросить господина Добрана с участием эмпата.

Судьи переглянулись между собой, и Голос Княжества объявил:

— В свете представленных косвенных свидетельств суд находит, что для такого запроса имеются основания. Господин Добран?

— Я считаю, что допрос нанесёт урон моей чести и я отвергаю это требование, — отозвался Лесин, — Но я готов сделать заявление перед эмпатом.

Какой у нас господин Добран чувствительный, оказывается. Ну послушаем, что он хочет заявить.

— Мы слушаем ваше заявление, господин Добран. — сказал судья.

— Я заявляю, что не имею отношения к покушению на господина Кеннера, — торжественно заявил Лесин. — Я заявляю, что я не готовил это покушение и никому не отдавал такого приказа. То же самое относится и к другим членам моей семьи.

— Заявление правдивое, — объявил эмпат, сидящий за небольшим столиком сбоку от главного судьи.

— Вы удовлетворены, господин Кеннер? — спросил судья.

— Нет, высокочтимый Голос, я не удовлетворён. — ответил я. — Господин Добран отвечает на вопрос, не имеющий отношения к делу, и таким образом пытается избежать ответа на вопрос о своей причастности. Позвольте мне пояснить свою мысль более развёрнуто.

— Суд вас слушает, господин Кеннер. — согласился судья.

— Представим себе ситуацию, что я прихожу к посреднику и жалуюсь ему на господина Добрана. Рассказываю, как он мне надоел, и как бы я был рад от него избавиться. А потом говорю посреднику, что я слышал, как он замечательно рисует, и что я с радостью купил бы любой его рисунок, скажем, за пятьдесят тысяч. Это будет совершенно определённым заказом убийства, но при этом я смогу заявить о своей непричастности точно так же, как и господин Добран. И это заявление будет признано правдивым, господа! Поэтому я настаиваю на полноценном допросе господ Добрана и Розмира Лесиных.

— Я отказываюсь выполнять это необоснованное и оскорбительное требование, — немедленно отозвался Лесин. — Я заявил о нашей непричастности, и этого достаточно.

— Позиции сторон ясны. Суд удаляется на совещание, — объявил судья.

Совещание длилось довольно долго, и всё это время я развлекался тем, что пристально разглядывал Лесина, зловеще улыбаясь ему каждый раз, когда он смотрел на меня. Через какое-то время он начал нервничать, и к концу совещания сидел как на иголках. Наконец судьи вернулись и Голос Княжества объявил вердикт:

— Представленные истцом доказательства не позволяют вынести обвинительный приговор. Однако суд признаёт подозрения достаточно вескими и считает, что для оправдательного приговора основания отсутствуют. Учитывая отказ ответчика от сотрудничества, суд рекомендует истцу обратиться к княжеству с просьбой о княжеском расследовании этого дела и поддерживает такую просьбу. Данный вердикт поддержан всеми тремя сторонами суда и принят единогласно.

Физиономия Лесина сделалась совсем кислой. Разумеется, княжеское расследование также ни к чему не приведёт — прямые доказательства отсутствуют, а допросить аристократа с эмпатом без его согласия нельзя. Но для общества даже такой вердикт является приговором, у Лесиных есть весомый шанс стать изгоями общества. Может ли считаться дворянским семейство, которое прочие семейства дворянами не признают? Вопрос не имеет простого ответа, однако лет триста назад был случай, когда в похожей ситуации главе пришлось взять вину на себя и совершить самоубийство, чтобы очистить семейство и избежать бойкота.