Глава первая

В предрассветном сумраке 29 сентября 1941 года у границы полтавских степей, неподалеку от Большой Березани, наш батальон, оторвавшись от врага, медленно, с трудом переходил широкую болотную топь, перебираясь через реку Трубеж.

На западе, слева от нас, в районе Барышевки, где вчера мы уничтожили железнодорожный мост, стояло зарево. Оно то разгоралось ярким мерцающим полымем, то снова никло, окрашивая горизонт лишь еле уловимым розоватым отблеском.

Сзади неожиданно загремела канонада. Она нарастала с каждой минутой. Под низкими, темными дождевыми тучами вспыхивали огни орудийных выстрелов, и разрывы снарядов заглушали пулеметную и оружейную трескотню.

Надо полагать, это фашисты штурмовали только что оставленный нами хутор.

Так вот почему вчера так легко удалось занять его, почему всю ночь сковывали нас мелкими беспрерывными стычками: гитлеровцы ждали рассвета, чтобы полностью уничтожить батальон.

Я стоял на шершавой спине большого камня, выступавшего над водой посреди реки, и следил, как вброд переправлялись бойцы. Некоторые — вдвоем или вчетвером — осторожно несли на плечах носилки с ранеными.

Орудийные выстрелы на юге резко оборвались. Теперь тишина нарушалась лишь приглушенным говором, плеском воды, монотонным шумом дождя да редкими глухими стонами раненых.

Все это невольно напомнило мне ту недавнюю ночь, когда наш батальон, выполнив особое боевое задание, оказался во вражеском тылу. Тогда за Борисполем, который мы обходили болотами, уже затихали последние залпы, а над занятым фашистами Киевом на полнеба раскинулось зарево.

В тот момент мне думалось — наш отход кратковременен, вражеский прорыв на Козелец и Чернигов случаен. Только спустя день-два я воочию убедился, какую силу сдерживала наша армия под Киевом, и понял, наконец, настоящие гигантские масштабы борьбы.

Будто плотину прорвало, и гитлеровские войска, овладев столицей Советской Украины, лавиной катились на восток. Все дороги, поля, населенные пункты были запружены автомашинами, танками, бронетранспортерами, орудиями.

После десятидневных беспрерывных боев мы ослабли, выдохлись, отяжелели, и для меня было ясно: надо вывести людей в лес, дать им отдохнуть, в надежных руках оставить раненых…

Пожар в Барышевке затихал. Шел дождь, и казалось, что он постепенно смывал ярко-красную полосу на горизонте. Тучи, как тяжелый темный занавес, закрывали багровые сполохи.

Переправа подходила к концу. Уже последний боец скрылся в прибрежных камышах. Я спустился с камня в холодную осеннюю воду. Дружеские руки протянулись ко мне и втащили на крутой берег.

Шел по ровному лугу. Намокшая шинель была непомерно тяжелой. Усталость сковывала тело: свинцом налились ноги, трудно было повернуть шею, смыкались веки.

Наткнулся на группу бойцов. Голые, под дождем, они выжимали промокшую одежду.

— Быстрей одеваться! На месте не стоять! — приказал им.

Подошел исполняющий обязанности начальника штаба батальона капитан Феденко и, выпрямившись, доложил:

— Товарищ комиссар! Налицо сто двадцать бойцов, из них двадцать семь раненых. Связь с Березанью и комбатом пока не установлена.