Ахмед Хамди пытался уложить своего сына спать, когда на его мобильный телефон пришло непонятное аудиосообщение от Боба Даггана, который, похоже, хотел его проведать.

Хэмди не было понятно, что хотел Дагган и зачем он звонил. Сообщение было двусмысленным. Хэмди не слышал о Даггане с момента увольнения из Pharmacyclics, и для Хэмди все это выглядело жутко и даже угрожающе.

Вскоре после этого Хамди увидел подозрительный белый фургон, припаркованный у закрытого комплекса, где он жил. В панике он позвонил Уэйну Ротбауму, чтобы рассказать ему о фургоне и прослушать аудиосообщение.

Хэмди боялся Даггана. Он знал, что, вернувшись в мир Даггана, он может подвергнуться нападению - но Хэмди всегда предполагал, что это будет корпоративное или юридическое нападение. Теперь же он задался вопросом, не может ли он столкнуться с реальным вторжением в свою личную жизнь. Хэмди снова подумал о том, чтобы попытаться увести свое новое предприятие в сторону от лечения рака, но понял, что его новая команда никогда не согласится с этим. Он оказался в ловушке нервной спирали, которую сам себе создал.

Хамди доверился команде Acerta и рассказал о случившемся. Большинство остальных были не так потрясены. Некоторые, прослушав аудиосообщение, решили, что это мог быть случайный карманный набор. Со временем Дагган стал чем-то вроде бугимена в Acerta. Сотрудники шутили, что им следует остерегаться скрывающихся белых фургонов. Близкие связи Даггана с Церковью саентологии и агрессивные методы, которыми она, как известно, преследует своих противников, усиливали тревогу. Беспокойство только усилилось, когда из багажника автомобиля в Нидерландах таинственным образом исчез ноутбук Acerta. При этом вор оставил другие, более ценные вещи.

Не было никаких доказательств того, что Дагган или Pharmacyclics имели к этому отношение. Дагган всегда говорил, что ему безразлично, чем занимается Acerta, и что он желает своим бывшим коллегам всего хорошего. Он утверждал, что никогда не оставлял аудиосообщений для Хэмди. Некоторые сотрудники Acerta считали, что у Хэмди слишком активное воображение.

В определенном смысле Pharmacyclics и Acerta участвовали в гонке. У каждой из них был ингибитор BTK, который, казалось, останавливал развитие ХЛЛ, и обе компании в конечном итоге добивались одобрения FDA. Но у Даггана и Pharmacyclics была огромная фора. То, знал ли Дагган о работе, проводимой в Acerta, или нет, никак не влияло на темпы развития Pharmacyclics. Летом 2013 года команда клинических и регуляторных специалистов Pharmacyclics, возглавляемая Дагганом, разработала смелую стратегию, направленную на получение ускоренного одобрения FDA для двух заболеваний - мантийноклеточной лимфомы и хронического лимфоцитарного лейкоза, при которых пациенты получали как минимум одно предыдущее лечение. Несмотря на то, что Pharmacyclics накопила лишь небольшой объем данных, включающий сравнительно небольшое количество пациентов, компания полагала, что качество полученных результатов может привести к одновременному получению двух ускоренных одобрений.

Урте Гайко, руководитель отдела регуляторных вопросов компании Pharmacyclics, спланировал важнейшие части стратегии еще в самолете, возвращаясь в Калифорнию после встречи с представителями регулирующих органов FDA. Компания Pharmacyclics взяла данные клинических исследований ибрутиниба с участием пациентов с мантийноклеточной лимфомой и ХЛЛ и объединила их в единую заявку на новое лекарственное средство. Все данные были получены в ходе двух исследований фазы 2, первоначально разработанных Ахмедом Хамди и Ракель Изуми. Новая команда Pharmacyclics смогла использовать результаты этих двух небольших исследований для программы ускоренного одобрения FDA.

В случае с заявкой на CLL клиницисты взяли данные сорока восьми пациентов из исследования фазы 1B/2, принимавших ибрутиниб в оптимальной, как им казалось, дозе, и представили их в FDA. Эта заявка на новый препарат для лечения ХЛЛ была весьма сомнительной. Одно дело - добиваться ускоренного одобрения для пациентов с мантийноклеточной лимфомой. Их не так много, и у них было мало вариантов. Но ХЛЛ был одним из самых серьезных показаний в области рака крови. В любой момент времени диагноз ХЛЛ был поставлен примерно 186 000 американцев. В группе риска находилось огромное количество людей. Просить FDA одобрить препарат для такого большого количества людей на основании данных сорока восьми пациентов в одноручном исследовании - значит требовать многого.

В октябре 2013 г. Дагган вместе с Марией Фардис, Джесси Макгрейви, Урте Гайко и остальными руководителями отделов клинических разработок и регулирования полетел в Уайт-Оук (штат Мэриленд) на важнейшую встречу в штаб-квартире FDA с высокопоставленными представителями регулирующих органов. К ним присоединились такие высокопоставленные руководители J&J, как Питер Лебовиц. Присутствие представителей J&J на встрече с FDA сразу же придавало легитимность и политическую силу всему, что выдвигали сотрудники Pharmacyclics. Это было одной из причин, по которой Дагган изначально хотел сотрудничать с известной фармацевтической компанией. Некоторые сотрудники Pharmacyclics почувствовали силу J&J, когда в конце одной из встреч сотрудник FDA вскользь спросил представителя J&J, может ли компания лоббировать в Конгрессе увеличение штата FDA. Подобное взаимодействие позволило сотрудникам Pharmacyclics почувствовать себя инсайдерами.

Ричард Паздур, руководитель отдела онкологии и гематологии FDA, руководил дискуссией с участием пятнадцати регуляторов FDA. Это был первый случай, когда Паздур лично присутствовал на заседании Pharmacyclics. Репутация Паздура сильно изменилась с тех пор, как основатель компании Pharmacyclics Ричард Миллер написал в Wall Street Journal статью, в которой осуждал методы управления Паздура по блокированию перспективных методов лечения рака. Принятая Конгрессом программа обозначения прорывных препаратов помогла команде Паздура более тесно сотрудничать с биофармацевтической промышленностью. Кроме того, у жены Паздура Мэри Паздур, практикующей медсестры-онколога, был диагностирован рак яичников. Ее личный опыт борьбы с раком, который в конечном итоге унес ее жизнь, изменил Паздура и помог ему начать, по его словам, "джихад по упорядочению процесса рассмотрения заявок и ускорению их выпуска".

Фармацевтическая промышленность была готова присоединиться к "крестовому походу" Паздура. Поскольку стоимость новых лекарств от рака в США в среднем превышает 100 тыс. долл. в год на одного пациента, биофармацевтические компании вскоре потратят на их исследование и разработку до 31 млрд. долл. в год, что более чем в три раза превышает сумму, направленную на любую другую терапевтическую область. В значительной степени отрасль сосредоточилась на разработке целевых мелкомолекулярных препаратов, таких как ибрутиниб, которые проникают в раковые клетки и вмешиваются в их гены и белки.

Хотя номинально Дагган и Паздур находились по разные стороны стола, они оказались союзниками. Рак оказал глубокое влияние на их жизнь на личном уровне. Болезнь изменила их обоих. На самом деле, причиной того, что Дагган и Паздур оказались в одной комнате и обсуждали ибрутиниб, было то, что офис Паздура неоднократно отклонял препарат для лечения рака мозга, который отстаивал Ричард Миллер, что привело к поглощению Дагганом компании Pharmacyclics. Но даже несмотря на то, что Паздур объявил "джихад" бюрократии, задерживающей утверждение лекарств, он оставался неутомимым регулятором, уделяющим внимание мельчайшим деталям и заботящимся о безопасности населения. На встрече с представителями компании Pharmacyclics это разделение стало очевидным.