Так неужели же Оли?..
От этой мысли мне становится не по себе: я знаю, как сильно Дэмиен хочет, чтобы эта деталь его прошлого осталась в тайне. Но и спросить так, чтобы не выдать ее, не получится. Остается только надеяться, что на это заседание Оли приехал не потому, что вошел в этот круг осведомленных.
– Ты будешь за столом защиты? – спрашиваю я и чувствую облегчение, когда он качает головой.
– Я хотел сесть рядом с тобой, если ты не против.
– Не против.
Пусть наши отношения уже не те, но в самые тяжелые периоды моей жизни Оли почти всегда был со мной. Поэтому будет правильно, если и теперь он окажется рядом. Он с мягкой улыбкой кладет руку мне на плечо, но выражение лица неспокойно.
– Ты в порядке? В смысле, ты не… Ну, ты поняла?
– Нет, – говорю я, не глядя ему в глаза. – Все нормально.
Я делаю глубокий вдох, стараясь не заплакать и тоскуя по тем дням, когда сразу бы выложила все Оли. О том, как каждое утро я просыпаюсь в страхе, что вот-вот возникнет желание калечить собственную плоть, и каждую ночь, ложась спать рядом с Дэмиеном, осознаю, что это желание так и не проснулось. Конечно, я не «исцелилась» – это невозможно. Я всегда буду жаждать боли – она помогает мне справляться со сложными ситуациями. Я всегда буду испытывать волнение, не имея возможности в трудный момент почувствовать холод лезвия на своей плоти.
Но теперь у меня есть Дэмиен, и именно он нужен мне больше всего на свете. Дэмиен, дарующий мне освобождение вместо навязчивого желания резать себя. Дэмиен, благодаря которому я чувствую себя живой и в безопасности. Еще и по этой причине я так боюсь его потерять.
– Ники?
– Нет, правда, – говорю я, глядя ему в лицо. – Никаких лезвий и ножей. Дэмиен обо мне заботится.
Заметив, как Оли вздрагивает, я на мгновение сожалею о своих словах. Но это лишь минутная слабость. Оли повел себя как последняя сволочь в том, что касалось моих отношений с Дэмиеном, и хотя мы не чужие друг другу, забыть и простить это не так-то легко.
– Я рад, – говорит он сухо. – Все будет в порядке, вот увидишь. Что бы ни случилось, ты справишься.
Я киваю, отмечая про себя: он сказал, что я справлюсь – но не Дэмиен. И внутри у меня загорается странная искра ярости вперемешку с грустью: Оли не понимает, что мне нужно, иначе он знал бы, что без Дэмиена мне никогда уже не будет хорошо.
Оли распахивает передо мной тяжелую деревянную дверь зала суда. Я на секунду задерживаюсь, бросая взгляд в сторону конференц-зала. Но Дэмиен с Мейнардом по-прежнему там. Я делаю глубокий вдох, чтобы набраться храбрости, заставляю ноги идти вперед и прохожу мимо Оли в зал, где вот-вот решится моя судьба.
В отличие от американских залов суда, здесь нет барьера, отделяющего посетителей от участников процесса. Мы с Оли идем по центральному проходу к рядам стульев за стойкой свидетелей. При нашем появлении гул в зале нарастает, присутствующие перешептываются и встают со своих мест, чтобы увидеть нас получше. И хотя я почти не знаю немецкого, все же мне удается различить среди незнакомых слов наши с Дэмиеном имена.
Я стараюсь идти как ни в чем не бывало и едва сдерживаюсь, чтобы не залепить оплеуху ближайшему репортеру и не закричать: «Это не развлечение – на кону человеческая жизнь! Жизнь Дэмиена! Моя жизнь! Наша любовь!»
Я все еще иду вперед, не оглядываясь на толпу, как шум в зале становится еще громче. Поворачиваясь, я уже знаю, что там увижу.
Ну, конечно, двери распахнуты, и на пороге стоит Дэмиен.