Книги
Юная леди Гот и Праздник Полной Луны
Острия их фехтовальных зонтиков соприкоснулись, и Ада сделала боковой выпад, который ее гувернантка легко парировала.
– Точность… – сказала Люси, делая взмах зонтом, от которого девочка отпрянула назад по ряду труб.
– Равновесие… – продолжила она, отводя удар своей ученицы и легонько ткнув своим зонтом ей в живот, отчего Аде пришлось соскочить с трубы на крышу.
– А главное… – Люси едва заметно крутанула запястьем, отчего Адин зонт вырвался из руки хозяйки и взмыл в воздух, – изящество!
Люси вытянула руку, поймала Адин зонт на лету и вручила его хозяйке.
– Да вам повезло с ученицей, мисс Борджиа, – произнес мягкий, плавный голос, идущий из-за толстенной кирпичной трубы, увенчанной шестью дымоходами потоньше.
Люси Борджиа одной рукой притянула Аду к себе и спрятала в складках своего плаща, а другой – сдернула с острия зонтика защитную винную пробку. Высокая фигура в еще более высоком цилиндре и темном рединготе вышла вперед из-за «Шести труб Генриха VIII».
Глаза Люси сузились.
– Не помню, чтобы мы были представлены, – сказала она спокойно.
– Лорд Сидни Бредни, к вашим услугам, – произнесла фигура, делая два шага по направлению к Люси. Та лишь подняла зонт.
– Простите это вторжение, моя дорогая леди, – произнес лорд Сидни и сдернул с головы цилиндр, под которым обнаружилась тщательно уложенная серебристая шевелюра.
– Я старый университетский друг лорда Гота, – объяснил он, глядя на Люси и Аду сквозь посверкивающий в лунном свете монокль. – Гот любезно согласился, чтобы я организовал в этом году Праздник Полной Луны.
Лорд Сидни вынул монокль и принялся тщательно протирать его концом галстуха. Ада обратила внимание, что усы и брови у него так же тщательно уложены, как и прическа.
Ей показалось странным, что столь изысканный джентльмен мог проявить интерес к такому дурацкому событию, как Праздник Полной Луны. Каждый год обитатели соседней деревушки Гром-нет собирались вокруг Грянул-Гром-Холла с горящими факелами в руках и принимались нестройно распевать гимны, посвященные летнему солнцестоянию. Еще они при этом разрисовывали лица синей краской, цепляли к поясу соломенные юбочки и плясали в свете полной луны дикие танцы, хлеща друг друга наволочками. Никто не мог толком объяснить, почему так повелось.
– Счастливые были деньки… Яликовые гонки по реке, крикет в цилиндрах[1] и крокет на беговелах… Гот, Саймон и я – нас называли два с половиной амигос.
– Два с половиной? – переспросила Ада, высовываясь из плаща Люси.
– Саймон отличался малым ростом… – объяснил лорд Сидни. Потом вдел обратно монокль, взглянул на Аду и добавил с улыбкой: – Знаешь, Ада, а ведь я не видел тебя с тех пор, как ты была младенцем. С тех пор как… – он запнулся и прокашлялся: – …с той самой ужасной ночи.
Ада хорошо понимала, о какой ночи говорит лорд Сидни Бредни: о той, когда ее мать, прекрасная канатоходка Парфенопа, практикуясь в своем искусстве на крыше Грянул-Гром-Холла, упала и разбилась насмерть во время внезапно налетевшей грозы.
С тех пор, на протяжении почти всего Адиного детства, лорд Гот большую часть времени провел в своем кабинете, где писал чрезвычайно мрачные стихи. Но после того как Ада пережила приключение с Измаилом Пискером, призраком мышонка, лорд Гот полностью переменился. Он не запирался больше в своем кабинете, сочиняя пространные поэмы, а странствовал там и сям. Вот и сейчас он был в отъезде – представлял в Озерном крае свой последний сборник изысканных дорожных баллад «Она идет во всей росе».
Люси позволила Аде выпростаться из своей накидки и в упор посмотрела на лорда Сидни.