Не выдерживаю и хихикаю, тщетно зажимая рот руками под укоризненным взглядом препода. Нет, ну надо же было такое сочинить! Спой эту песню сокамерницам — сразу прибьют, и будут правы. С трудом удаётся отдышаться и унять смех, но он то и дело вскипает во мне новой волной. Это, видимо, уже истерика. Устал я что-то от этой тюрьмы. Но ходатайство о помиловании всё равно подписывать не буду. Не дождётесь, господа нехорошие. Всё равно я вас пересижу. Как бы вам самим на моё место не угодить. Одна уже на подходе, другие, надеюсь, тоже не задержатся.
(스물세번째꿈) Сон двадцать третий. Спасение ефрейтора ДжуВона
Сон Серёги Юркина
Уставшие, но довольные спускаемся после концерта на подземную автостоянку, чтобы не проходить сквозь толпу возбуждённых фанатов. Выступление прошло отлично, сабоним будет доволен. У нас впереди несколько дней отдыха, а затем снова репетиции и подготовка к китайским гастролям.
Девчонки загружаются в максивэн, я иду последним и вдруг чувствую, как чужая рука аккуратно и незаметно для других что-то вкладывает мне в карман куртки. Но едва пытаюсь оглянуться, как стоящий за моей спиной телохранитель очень тихо произносит:
— Пожалуйста, госпожа, не оглядывайтесь. Прочтите записку позже, но так, чтобы никто не видел. Это очень важно в первую очередь для вас. Я вам не враг.
Чуть сбившись с шага, забираюсь на своё место, усаживаюсь и краем глаза пытаюсь разглядеть телохранителя. Ничего не получается, он стоит отвернувшись, а со спины они все одинаковые. Не нравится мне это, но шум поднимать не хочу. Сую руку в карман и нащупывают сложенный в несколько раз бумажный лист. И только потом до меня доходит, что он может быть отравлен. Не знаю, почему мне такое пришло в голову, но меня тут же бросает в пот. Подношу руку к лицу, осторожно принюхиваюсь, однако чувствую лишь лёгкий запах эмульсии для снятия макияжа, которой мы пользовались в гримёрке после выступления. Ладно, будем надеяться, что этот странный телохранитель и в самом деле мне не враг. Меня терзает жуткое любопытство, но я мужественно терплю до общежития. И уже там, закрывшись в туалете, разворачиваю записку.
Интересно ли мне это? Ещё как интересно. Однако, о каких неприятностях идёт речь? Я, например, точно знаю лишь об организованной ЮЧжин подставе с кошельком. Ну и ещё подозреваю, что это именно с её подачи отмороженные хейтеры нападают на меня в соцсетях. Выходит, было что-то ещё? Любопытненько. Выходит, не унимается стервочка. Про себя я называю её Евгешей, выстроив как-то такую цепочку: ЮЧжин, Eugene, Eugenio, Евгения, Евгеша. Сначала вообще хотел сократить до Жеки, но потом вспомнил своего двоюродного брата и решил не поганить хорошее имя.
* * *
— ЮнМи, он пришёл, — говорит мне мама, когда я спускаюсь со второго этажа.
Захожу на кухню. Там стоит плотный мужчина лет сорока со слегка одутловатым лицом запойного пьяницы. К тому же от него ощутимо пахнет пивом. Он одет в не очень свежую спецовку, на глаза глубоко надвинута бейсболка с каким-то логотипом, в руках — пластиковый кейс с инструментами.
— Добрый день, госпожа Пак, — произносит он совершенно трезвым голосом. — И не обращайте внимания на этот антураж, — он машет рукой перед лицом, а затем хлопает по слегка выпирающему животику. — В целях безопасности мне пришлось слегка изменить внешность. Подвыпивший слесарь ни у кого не вызовет ненужного интереса.
Чёрт побери, настоящие шпионские страсти. Но мне это даже нравится, это убеждает меня, что всё очень серьёзно. А в нашем кафе мы встречаемся потому, что это единственное место, где я могу переговорить с кем-либо без лишних глаз и ушей. Маме я сказал, что ко мне придёт на переговоры потерявший работу родственник ЁнЭ, который хочет устроится в наше агентство телохранителем и поэтому желательно, чтобы никто посторонний о нашей встрече не знал. Для пущей конспирации его визит обставлен как вызов слесаря с целью починки заклинившего дверного замка. Объяснение дурацкое, но мама только пожала плечами и спросила, нужно ли будет кормить гостя.