День только начинался, а поскольку утро было холодным, то все оставались внутри домов. До меня доносились голоса, кто-то кашлял прямо за изгородью, стоявшей возле одного из домов, гоготали гуси. И тут я увидел женщину с длинными растрепанными волосами, с корзинкой в одной руке и яйцом в другой.

– Мне надо к Свейну, – сказал я резко, но она ничего не сказала мне. Лишь зашла в дом, и я услышал, как она разговаривает с кем-то, а потом вышел мужчина, он подошел к изгороди и принялся меня разглядывать. Я повторил, что мне надо к Свейну. Он показал мне на южную часть крепости и исчез в доме.

Так получилось, что тем утром Свейн был пьян. Мы с Сигрид потеряли счет времени, направляясь к датскому конунгу, а оказалось, что накануне все праздновали день зимнего солнцестояния и оставался один месяц до зимнего жертвоприношения и светлых дней. Свейн умел праздновать не скупясь на выпивку, еду и наложниц в своих палатах, но известно было и то, что он очень плохо переносит похмелье.

Я понял это, когда подошел к дому, где он жил. У дверей стояла стража, два сонных парня с длинными копьями и красными глазами. Когда я спросил у них про Свейна Вилобородого, в доме ли он, раздался стон одного, а второй еле заметно кивнул в знак согласия. Я вошел.

Нечасто мне приходилось видеть дом после такой пирушки. Столы и скамьи лежали перевернутые, пьяные мужчины и женщины спали на рядах лавок вдоль стен. На земляном полу валялись разбитые кувшины, шкуры и какая-то одежда. В центре дома виднелся обычный продолговатый очаг. Какой-то старик сидел и ковырялся в углях, потом мельком взглянул на меня и снова уставился на угли. Он шумно выдохнул, как будто не хотел открывать рот, но приветствовал меня таким странным образом.

Возле очага стоял стол, за ним – трон, но на нем никого не было. Я кашлянул и огляделся вокруг, а потом повернулся к старику и спокойно сказал:

– Я ищу конунга.

Старик вытер у себя под носом, поднял палочку и показал ей в полутьму в сторону длинной стены. И тут я увидел его. Свейн Вилобородый лежал на спине возле стены, раздетый, по обе стороны от него лежало по девушке. Сначала я решил просто выйти, потому что было лучше его не будить. Но старик поднялся на ноги, доковылял до него и потряс за ногу. Датский конунг зашевелился. Грубо стряхнул с себя девушек и сел. Он сначала закатил глаза, как будто не совсем понимая, где находится, а потом его взгляд упал на меня, и он просто спросил:

– Что? – Я не нашелся, что ответить сразу, поэтому он повторил вопрос: – Что случилось?

– Я принес тебе вести, – тихо сказал я.

Свейн встал на ноги. На нем были лишь свободные льняные штаны, и, пока он шел, пошатываясь, к очагу, они сползли с его зада. Он расставил ноги, и штаны спустились по щиколотку. Он сграбастал свой член в руку и подался бедрами вперед.

– Да, – произнес он. – Говори!

Свейн мочился на угли, пока я рассказывал ему об Олаве. Потом он натянул штаны и повернулся ко мне.

– Мы знали, что Олав был на юге, – сказал он и высморкался в руку. – Ходили слухи, что он у Бурицлава. Ты ведь оттуда?

– Да, – ответил я.

Свейн оглядел меня:

– Я тебя помню. Это ты просил, чтобы мы сохранили жизнь тому рабу.

Я кивнул.

– Торкель рассказывал о тебе. У тебя еще есть трехногий пес. Говорят, что ты сорвиголова. – Свейн поднял кулак, и я подумал, что он сейчас ударит, но он раскрыл ладонь и положил свою руку мне на плечо. – Серебра ты не получишь, я не плачу за доносы. Но тебя напоят и накормят, и ты можешь согреться возле огня.

Я хотел поблагодарить его, потому что у меня гора упала с плеч. Но Свейн уже плюхнулся обратно к двум девицам и прижал их к себе, устраиваясь поудобнее. Я подумал, что лучше всего мне было выйти на улицу и подождать, когда все проснутся, но тут раздался знакомый голос: