Файл № 22. 1978 год

Негромкий приказ всесильного хозяина КГБ Юрия Андропова крещендо отозвался на всей европейской части Советского Союза.

Ровно через два часа после окончания совещания о мерах по пресечению сборища сионистов у Бабьего Яра во всех аэропортах страны – московских, ленинградских и прочих, а также на всех железнодорожных и автобусных вокзалах появились милицейские патрули и бригады дружинников с красными повязками на рукавах, усиленные курсантами Высших школ МВД и КГБ. Врезаясь в густые толпы пассажиров в залах ожидания и на платформах, они наметанным взглядом выявляли лиц еврейской национальности, вежливо просили их предъявить документы, и всех, кто имел билеты на киевский авиарейс, киевский поезд или автобус, тут же отводили в комендатуру или в линейный отдел милиции. Там офицеры КГБ сверяли задержанных со списками «сионистов» и «отказников». В случае совпадения оформляли на них протоколы об аресте «за нарушение общественного порядка», сажали в «воронки» и отправляли в ближайшую тюрьму на пятнадцать суток. А остальных подвергали допросу с пристрастием: где работаете, зачем едете в Киев, к кому, на какой срок, почему именно сегодня? Всех, кто путался в показаниях или возмущался допросом, тоже задерживали и сажали в КПЗ «до выяснения».

Одновременно такие же патрули проходили по вагонам поездов, идущих в Киев из Москвы, Ленинграда, Прибалтики и с Кавказа. Обнаруженных «сионистов» высаживали на ближайшей станции и, в зависимости от степени их возмущения, либо сажали в КПЗ, либо отправляли домой встречным поездом.

А с иностранными журналистами, которых в Москве было несколько сотен, а в Ленинграде, Прибалтике и на Кавказе несколько десятков, поступили еще проще. Все кассирши авиа- и ж/д касс получили приказ не продавать иностранцам билеты в Киев с 27 по 29 сентября, а вежливо сообщать: «Всё продано. Мест нет».

Система «Железный Феликс», основанная Феликсом Дзержинским и доработанная «зоркоглазым» Николаем Ежовым, всевидящим Лаврентием Берия и непоколебимым Юрием Андроповым, работала без осечек по всей стране.

Но, конечно, особая нагрузка лежала на Управлениях МВД и КГБ Киева и Киевской области.

Здесь 28 сентября всех местных «отказников» вынимали из постелей еще до рассвета, свозили в районные отделения милиции и предупреждали: «Если завтра появитесь в Бабьем Яре, можете считать себя вечными отказниками». Особо активных и «зловредных» – Льва Эльберта, Семена Кислика и еще троих – подполковник Ищенко поставил перед выбором: либо через два часа сами уезжаете на неделю за пределы Украины, либо мы отправляем вас в ГУЛАГ сроком лет на десять.

Что касается Бориса Левина, то с ним Ищенко «разобрался» уже без всяких политесов.

В шесть вечера, когда сентябрьские сумерки накрыли Быковню и Инна зажгла свечи на крохотной кухне, Борис, Миша и Мариша сели ужинать. Лицо у Миши было еще в синяках, а лоб залеплен пластырем.

– Барух Ата Адонай Элу эйну… Благословен Ты, Всевышний, Царь вселенной, наградивший нас своими заповедями, подаривший нам этот мир, крышу над головой, еду на столе… – привычно помолился Борис.

– А-а-аминь, – сказал в заключение Миша, после избиения его речь осложнилась заиканием. Вертя вилкой в тарелке с вареными макаронами, он, поколебавшись, спросил: – П-папа, в Киеве д-двести тысяч е-евреев. Почему т-только м-мы хотим уехать в-в Израиль?