Грузовичок остановился, и из кузова, брякая винтовками, выскочили гвардейцы. Сенегальских дезертиров они даже не стали расстреливать, а просто перекололи штыками, после чего помогли Мережковскому и Гиппиус собрать разбросанное барахло и упаковать его в чемоданы. Потом потерпевших доставили в ближайшее отделение жандармерии, чтобы там разобрались – что это за странные люди бродят по развалинам того, что было когда-то столицей Франции.
Вчера ко мне заглянул наш неутомимый майор Османов и, хитро подмигнув, намекнул, что если я подсуечусь, то вскоре получу счастье лицезреть одну известнейшую личность – самого Нестора Ивановича Махно, того самого, который из Гуляйполя. Он с не менее известным Семеном Каретником должен прибыть в Петроград.
Мне было известно о том, что Османов и Антонова затеяли хитрый финт ушами. Суть его заключалась в следующем. Тщательно проанализировав все дела и поступки батьки в нашей истории, они пришли к неутешительному выводу. Махно и в этой реальности вряд ли займется мирным созидательным трудом. Скорее всего, он начнет наводить свои порядки, сначала в отдельно взятом уезде, а потом и во всей Екатеринославской губернии. И тогда его придется гасить всерьез. Жаль, конечно, но иначе он не угомонится.
А что, если энергию неуемного атамана направить в нужном нам направлении? Ведь как говорил Козьма Прутков: «Всякий необходимо причиняет пользу, употребленный на своем месте». Вот и надо определить товарища Махно на свое место. И желательно за пределами Советской России.
Раскинув мозгами, майор Османов решил предложить Нестору Ивановичу отправиться в дальнее зарубежное турне. А именно – в далекую заморскую страну Мексику. Там уже почти восемь лет шла гражданская война. После свержения престарелого диктатора Порфирио Диаса в Мексике началась смута. Избранный президент Мадеро не спешил выполнять свои предвыборные обещания – вернуть местным крестьянам отобранные у них ранее земли. Тогда восставшие пеоны явочным порядком стали захватывать и делить земли латифундистов. В ходе начавшегося восстания выдвинулись лидеры восставших – Панчо Вилья и Эмилиано Сапата.
Не остались в стороне и соседи Мексики – Соединенные Штаты. Когда-то они сумели отхватить половину территории Мексики. А теперь, под шумок, можно было еще отщипнуть часть мексиканских земель.
В январе 1916 года в страну вторгся восьмитысячный отряд американских войск под командованием бригадного генерала Першинга. Формально это была ответка за рейд отряда Панчо Вильи, который незадолго до этого напал на американский город Коламбус. Фактически же это было прощупывание позиции официального Мехико на предмет дальнейшей экономической экспансии американского капитала.
Но мексиканцы, на время забыв о распрях, выступили против «гринго», а президент Вильсон, готовясь к вступлению США в Первую мировую войну, решил не влезать в затяжную войну с Мексикой.
В нашей истории революция и гражданская война закончилась установлением власти президента Венустиано Каррансы. А Панчо Вилья и Эмилиано Сапата были убиты – Сапата в 1919 году, Вилья – в 1920 году. А почему бы Нестору Ивановичу не оказать, как говорили когда-то, «интернациональную помощь братскому мексиканскому народу»? Думаю, он не откажется.
Оказалось, что на ловца и зверь бежит. С месяц назад на мое имя из Гуляйполя пришло письмо от Махно. Правда, предназначалось оно не мне, а Мехмеду Ибрагимовичу. Видимо, автор не знал точного адреса майора Османова, а мои координаты указаны во всех печатных органах Советской России. Я не стал совать нос в не предназначенное мне послание и передал его по назначению адресату.
Похоже, что желания и мысли Махно и Османова совпали, и вот сейчас он сидит в кабинете у Мехмеда Ибрагимовича.
Вежливо постучавшись, я вошел в кабинет майора. За столом сидело трое – сам хозяин кабинета, Махно и Каретник. Я узнал их сразу – фотографии этих незаурядных личностей имелись в моем досье.
Каретник особого впечатления не произвел – среднего роста, плотный, с широким мрачным лицом и с небольшими усиками. А вот Махно – тот был птицей совсем другого полета. Несмотря на свой небольшой рост и худощавое телосложение, он сразу же вызывал невольное уважение. На грубоватом лице батьки выделялись внимательные, слегка прищуренные глаза. Нестор Иванович пристально посмотрел на меня, а после того, как Мехмед Ибрагимович представил меня, переглянулся с Семеном Каретником и едва заметно кивнул ему. Похоже, что кое-какая информация обо мне у них имелась.
– Вот, присаживайся, Александр Васильевич, – пригласил меня к столу Османов, – попей с нами чайку да отведай гостинцев из Екатеринослава.
На голубых фаянсовых тарелках лежали пласты белоснежного с розовыми прожилками сала, кусочки домашней колбасы с резким чесночным запахом и толстыми белыми кусками ситника. Я с утра только попил чаю с галетами и потому при виде такого натюрморта невольно сглотнул слюну.
Поблагодарив присутствующих, я, не чинясь, присел, налил себе кипятка в стакан из большого медного чайника, бросил туда щепотку заварки и сделал бутерброд. Дожидаясь, пока заварка настоится, я стал прислушиваться к прерванному разговору.
– Вот, товарищ Османов, – сказал Махно, – посмотрел я на ваше питерское житие-бытие. Хорошо живете, ничего не скажу. Люди прилично одеты, нищих не видно. Значит, власть заботится о народе. Мы вот с Семеном, считай, через всю Россию на поезде проехали. Порядок виден, почти как при царском режиме. Это значит, что большевики пришли всерьез и надолго. Да и у нас в Екатеринославщине тоже народ чуток пообжился. Из города везут товары, продают их селянам, а городские покупают продукты. Все довольны. Только вот у нас на душе как-то…