– А ты бы мне просто так поверил? Не забывай – ты пришел меня убить.

– Нет, – покачал головой Григорий. – Я пришел решить проблему. Именно поэтому я и иду с тобой. Викинги – вот проблема. Ты же, если останешься в этих краях, будешь очень полезен.

– Я рад слышать такую лестную оценку, но без твоей клятвы мы никуда не пойдем. Выбирай. Или клятва – или заложник. В случае если ты пойдешь со мной – заложник останется в замке и, если со мной что-то случится, Преслава перережет ему глотку. Я не могу тебе доверять. Кириллу и Константину – тоже, но они смертники. Им другой дороги нет, поэтому они вынуждены быть мне верными. Пока. А ты – нет. Что тебе мешает предать меня в бою? Одним махом и викингов остановить, и от меня избавиться?

– Хорошо, – нехотя произнес Григорий. – Я поклянусь в верности тебе на время похода.

– Перед строем?

– Перед строем.

– Неужели ты поверил мне? А вдруг я тебя обманываю?

– Я воевал с болгарами. Я знаю цену славянской угрозы. И представляю, каким ужасом для Империи обернутся полчища голодных викингов, жаждущих наживы. Особенно если это совпадет с очередным обострением на юге или востоке. Нас просто сметут. Это поистине страшная угроза, которую мы едва не проспали.

– Было бы странно, если бы не проспали. Не для красного словца. Честно. Константинополь проклят. Я видел его прошлое и видел его будущее. Оно мрачное.

– Никому не дано знать будущее, – твердо произнес Григорий.

– Если все будет идти так, как идет, то в середине XV века от Рождества Христова Константинополь займут магометане, а Святая София превратится в мечеть. Навсегда. Еще раньше, в самом начале XIII века от Рождества Христова, Константинополь возьмут латиняне.

– Но почему?

– Потому что борьба за первенство между Патриархом Константинополя и Папой Римским приведет к Великому расколу в середине XI века от Рождества Христова. Они, правда, и сейчас почти на ножах. Но их грядущее отлучение друг друга будет недолгим и, в целом, безболезненным.

– Почему ты говоришь «от Рождества Христова»? Ведь добрый христианин должен мерить лета от сотворения мира.

– Добрый христианин должен мерить от Рождества Христова, на то он и христианин. А всякие безграмотные болтуны мне неинтересны, как и их мнение. Они бредят, что-то там высчитывая по своим больным фантазиям. Я видел кости, окаменевшие от древности. Кости животных, которые вымерли многие миллионы лет назад. Я видел кости людей, живших десятки тысяч лет назад. Нашей Земле четыре с половиной миллиарда лет. А эти… в рясах… они не ведают, что творят. Им неизвестны законы Божьи, которые властны над землей, водой и небом…

– Какие такие законы?! – окрысился Григорий.

– Такие, по которым яблоки не падают в небо. Сколько ни старайся. Или ты думаешь, по наивности своей, что яблоки сами по себе? Нет. Настоящие законы Божьи установлены повсюду и везде. И они незыблемы, в отличие от церковной болтовни. Или ты думаешь, что Всевышний, будь ему дело до этой мышиной возни, не вмешался бы?

– Откуда ты все это знаешь?! – раздраженно воскликнул Григорий, злясь на то, что, по сути, не может ничего возразить Ярославу. Он не был хорошо подкован как богослов, да и таких вопросов обычно никто не задавал.

– Кассия же сказала – меня воспитывали очень далеко отсюда.

– Где же? – после долгой паузы спросил Григорий.