В общем – солидно и богато. Но их вышло всего два десятка. Явно не войско. Конечно, в самом корабле еще сидело около сотни, а то и двух членов команды. Вот как к борту привалили и смотрят-наблюдают. Но они были без доспехов и оружия в руках и на первый взгляд угрозы не представляли.

Самым неожиданным оказалось то, что с этими ребятами на берег сошла женщина. Явно в годах, но бодренькая и весьма подвижная. А также три священника. Вот уж не было печали. Хуже того, эта четверка и направилась к ополчению Гнезда, используя воинов как эскорт.

Подошли шагов на пятнадцать.

Ярослав нехотя слез с коня и вышел вперед – поговорить. Можно было бы и верхом выступить, но это было бы крайне неуважительно. У него и так, судя по всему, назревали серьезные проблемы с Византией. Так что усугублять их он не хотел. Вышел, в общем. А за его спиной пристроились командиры отделений.

Воин-византиец шагнул вперед и, сняв шлем, поприветствовал Ярослава на ломаном славянском языке. Тот промолчал. Секунд пять спустя этот же мужчина произнес приветствие на старосвейском. Никакого эффекта. Люди Ярослава молчали, ожидая, когда он заговорит. А он молчал и внимательно рассматривал гостей. Наконец поняв, что слишком уж затягивает, спросил на высоком византийском:

– Кто вы такие? Я вас не знаю. Зачем вы пришли?

Женщина, стоявшая в этой делегации, вздрогнула настолько ощутимо, что не заметить это было нельзя. Ахнула, прикрыв рот рукой. И тихо прошептала:

– Сынок?

Ярослав прекрасно услышал это слово и едва на мат не сорвался. Ну а что? Были бы дети успешными, а родители обязательно нарисуются и другие родственники. Но сдержался, лишь кулаки сжал.

– Еще раз спрашиваю, кто вы такие? Вы прибыли в Гнездо торговлю вести?

Священник, уже явно в годах, выступил вперед, почти вплотную к военному вождю, и произнес:

– Сын мой, как имя твое?

– Я не твой сын.

– Веруешь ли ты во Христа?

– Что тебе нужно? – еще более раздраженно произнес Ярослав, едва сдерживая злость.

– Погоди, Феофан, – произнесла женщина. – Знаком ли тебе этот крестик? – спросила она у Ярослава, вынув небольшой золотой тельный крест из-за пазухи.

Невероятно знакомый. Ведь точно такой же ему купила мать, когда он еще был ребенком. Ярослав хорошо запомнил ее слова, что этот крест, дескать, особый, древний, еще византийский, был взят ей на барахолке и освящен заново в церкви. Чтобы парень хранил его.

Несколько секунд Ярослав удивленно смотрит на крест, не веря своим глазам. Потом лезет к себе за пазуху. И достает точно такой же. Шагает ближе. Сравнивает. Снимает шлем и начинает тереть лицо.

– Как же так? – наконец выдавливает он, лихорадочно пытаясь сообразить. Даже про фильм с Жаном Рено в главной роли вспоминает. Тот самый, где раннесредневековый рыцарь оказывается во Франции наших дней, и перстень, что надет на его палец, встречается с тем, что лежал в музее. Но никаких аномалий не происходит. Ведь на Ярославе и на этой женщине был надет тот же предмет.

– Когда я родила сына… – глупо улыбнувшись, начала пояснять она, – мой возлюбленный подарил мне два крестика. Руки одного золотых дел мастера. Первый – мне, второй – сыну.