А поскольку так и не проданные чуть ли не с весны железные изделия у нас так и остались (так родители решили), то нет и ограничения по количеству работников. Ким и его братья вполне прилично плотничают, да и остальные, наверное, не без рук. Одним словом, гнать никого не пришлось. Дружно навалились и построили всё, что нужно. Даже в кузнице насыпали земляной пол и вымостили его камнями, перестроили горн и материала наготовили для печей.
Один из парней привел свою девушку, помогать Айтал стряпать на такую ораву едоков. Они как-то сдружились, а потом…
— Миха! Сата мне рассказала, что Тускул не может заплатить за неё калым и она согласилась, что он её украдёт, — во как! До меня дошло, что речь идёт как раз о той самой девушке, что помогает моей солнечной.
— Хм, а нам-то что делать?
— Понимаешь, Тускул — сирота. Его принял род Саты и он вырос с детьми хозяина, но он им не родной.
Картинка походила на нашу с Айтал историю, только с другим финалом. Припомнил, что за работник этот избранник помощницы — да ничего особенного. Мастеровит и не ленив.
— Айтал, радость моя! Ты полагаешь, что нам следует дать им средства, для того, чтобы они смогли воссоединиться с родительского благословения?
— Да. А потом Тускул отработает у нас три года.
Я присел и призадумался. Супруга оставила меня в покое, чтобы я мог спокойно пораскинуть мыслишками. С одной стороны пара крепких рук — большое подспорье, с другой — есть на кого положиться, когда задумаем опять попутешествовать — всяко не замрут домашние дела. Тесноты избежать проще простого — второй домик мы этой командой в два счёта скатаем. Ну а на счёт тайны серебряной копи — об этом стоит поразмыслить. Собственно, серебра мне не жалко, тут иного рода опаска.
Поговорил я с парнем. На счёт того, что секрет имеется, который ему предстоит свято хранить. Он подумал и согласился, только выторговал под это дело сокращение срока отработки долга до двух с половиной лет. А хоть бы и так. Тут у меня уже выстраивается очередь желающих на арбалеты, так что без дела нам сидеть будет некогда. Лишь бы женщины между собою не поцапались.
К слову сказать, Тускул оказался неважным охотником и средней руки рыбаком. То есть помощник толковый и товарищ надёжный, но не добытчик. Его ни в лес, ни на речку из приютившего стойбища с собой никогда не брали. А хоть за скотиной ходить, хоть по хозяйству управляться — вот тут он мастер. А мне больше и не надо. Мы с ним построили сразу две печки и вскоре получили медь для арбалетных тетив. Потом был длительный период заготовки мяса и рыбы. Мы с Айтал били гусей, Вожак собирал их, а трудяга-работник отвозил на подворье. А рыбу мы сетями не ловили — она и на крючки шла хорошо, поэтому хватило пары перемётов. Ячменя и ржи привезли соседи в уплату за починку утвари и всякий новодел.
Одним словом, к зиме мы подготовились вполне добротно. А потом началась работа над арбалетами. Естественно, сей кропотливый труд вершился в домашнем тепле и только за период полярной ночи мы наладили целых четыре штуки — с помощником дело шло вдвое скорее, чем у меня одного. Ну а дальше, когда приловчились, да наделали и шаблончиков и приспособлений — думал чердак лопнет от количества ценных мехов, что навезли тунгусы. И лошадок у нас теперь стало несколько, и коров. Одним словом, опять дом начал лопаться от богатства, прямо скажу, избыточного.
Так что цену на арбалеты скидывать мне никакого резону не было. Просто сидеть и мастерить всё время одно и то же — скучно. Словом, самый платёжеспособный спрос мы удовлетворили, и ладно. Меня волновала лодка, потому что Айтал всерьёз собиралась летом проехаться на этот раз по Бытантаю и его притокам, и, как вы понимаете, с маленьким ребёнком. То есть на сей раз нам требовалась не утлая долблёнка, пусть и с парой балансиров, а нечто с будочкой, где в любой момент можно укрыться от назойливого комарья. Естественно, для рек нужно что-то плоскодонное из досок.
Поскольку большой продольной пилы у меня не было, как не хватало и стали, чтобы сделать валки для прокатки полотна, да и материалу было не в избытке — только то, что привёз из юрты на Адыче, то досок я просто натесал. Две, для боковых стенок сразу делал кривые навстречу друг другу так, чтобы заострить нос. Ну нашлись подходящие брёвна достаточной толщины. Из них и сколотил лодку, похожую на ящик, только суженную к носу, зато прямую в корме. Но впереди днище у неё приподнималось, то есть воду она не только раздвигала, а ещё и подминала под себя. Ну раз не знаю я, каким образом гнут деревянные детали, так хоть так выкручусь. "Машину" для нового корабля тоже сделал новую, побольше. Одним словом, может и не так быстро побежит это корыто, но зато в нём есть место для моего драгоценного груза — семьи.
Сынишку мне Айтал родила уже когда солнце начало показываться над горизонтом. Тогда и настало время. Тускул съездил в соседнее стойбище за опытными женщинами, а мы с Сатой приготовили всё необходимое и для родов, и для ритуалов, которыми они должны сопровождаться. Потом нас, мужчин, выдворили и пока всё не завершилось, словно забыли о нашем существовании.
Я, конечно, не доктор, чтобы уверенно утверждать, но вроде как всё у них получилось правильно. Во всяком случае, результат мне понравился, да и Айтал выглядела довольной. А тканых тряпичек для завёртывания крохи, как оказалось, она прихватила из родительского дома. Можно сказать — пелёнок.
Что ещё рассказать про зиму? Казаки нас отыскали и обьясачили. Обидно, но терпимо. Выложили мы положенных соболей, да они и ушли своей дорогой. А потом у нас с Тускулом был непростой разговор. Никак парень не привыкнет быть богатым. Вот обязательно ему надо выпендриться перед соседями, а особенно перед родственниками жены. Аж распирает прямо от желания показать, что и одет он теперь как уважаемый человек. И в средствах не стеснён. Напрасно Айтал так добра с нашими работниками. Балует она их.
Вожак залаял уже под утро. Хотя в это время утренняя заря вместе с вечерней, разделённые коротким проблеском солнца, бывают только около полудня, но чувство времени меня никогда не подводило. Точно знаю, сейчас между четырьмя и пятью пополуночи. И вот наш молчун заливается, чего за ним обычно не водится.
Оделся и вышел на двор. Собака всматривается, и уши вострит, хотя уже и мне слышен гул копыт нескольких лошадей. Три? Четыре?
Четыре. Женщины из соседнего стойбища и детишки с ними. По трое на каждом коне — бедные коняшки после десятка километров выглядят заморёнными, словно сутки скакали.