— Будет жить?

— С тобой? Вряд ли. Но сама по себе ещё покуралесит. Теперь сожми края раны, а я постараюсь сделать так, чтобы шрам был незаметен. А то нельзя такие красивые титьки портить багровым разрезом.

Я только покачал головой. Аккуратно отпустил рану. Кровь перестала сочиться, над ней прозрачной пленкой застыл легкий дымок. Чуть дунь и слетит эта оболочка. Снова начнется багровая капель. Я осторожно положил пальцы рук рядом с краями раны и сомкнул их. Руки сэнсэя накрыли порез. Из-под них вырывался тот же самый дым, словно старик курил, а выхлоп направлял на сложенные лодочкой ладони.

Через минуту он выдохнул и разогнулся.

— Вот и всё, Изаму. Вот и всё. Что могли, то сделали. Дальше всё будет зависеть от девчонки. Захочет жить — выкарабкается… Сейчас же ей нужно как следует поспать. Похоже, что здорово ты утомил девчонку…

На шее Миоки осталась легкая ниточка, похожая на паутинку. Всё-таки полностью шрам удалить не удалось. Однако, если не знать, куда смотреть, то можно и не заметить. Тем более, что у Миоки было на что посмотреть и кроме шеи.

— Да чего утомил-то? Она мне боди-массаж сделала, — пожал я плечами.

— Ага, а две обертки от презерватива просто так валяются. Или вы сначала наливали в них воду, а потом бросали в прохожих? — сэнсэй показал на два вскрытых прямоугольничка на краю ванной.

— Отстань, ты и сам… А почему ты сам наполовину голый? Неужели так распарился от чая? — нахмурился я, когда заметил, что сэнсэй стоит передо мной по пояс обнаженный.

На сухощавом теле красовались цветастые татуировки якудзы. Он хмуро взглянул на себя. Потом бросил:

— Тебя это не касается. И вообще, вместо обсуждения одежды любимого и дорогого учителя, перетащил бы эту красотку на диван, да накрыл бы полотенцем. После этого и сам можешь одеться, а то мне тоже неприятно смотреть на твоё голое пузо.

Я спохватился — ведь после любовных утех с Миоки так и не успел накинуть даже банный халат. Подхватил на руки девушку и перенес её в комнату. Застеленный простыней диван словно намекал, что после массажа могло быть продолжение. Увы, продолжению было не суждено случиться.

Но каков же всё-таки засранец этот комиссар. Сумел дождаться до того момента, когда я почти целиком ослаблю бдительность и атаковал. В стратегии ему не откажешь. Я бы и сам лучшего момента не придумал бы.

Тело Миоки легло на диван. Да, меня смущали кровавые потеки, оставшиеся на чистой простыне, но стирать их… Пусть лучше потом сама проснется, очнется, помоется. А уж постирать простыню — это слишком малая цена за спасенную жизнь.

Сам в это время натянул штаны. Всё-таки светить хером рядом с лежащей без сознания девушкой для меня считается моветоном. Норобу тоже сходил за своей одеждой и вернулся.

— Да накинь ты на неё покрывало, извращенец малолетний! — сказал сэнсэй, когда его взгляд снова упал на девушку. — И ни в коем случае не говори, что девчонка жива. Так она проживет дольше…

— Я так и знал, что тебя возбуждают молодые и красивые, — хмыкнул я в ответ.

Но всё-таки принес покрывало. Миоки лежала такая беззащитная, спутанные влажные волосы прилипли к щекам, губы чуть приоткрыты. Я накрыл её покрывалом. Сделал, как просил сэнсэй.

— Вот он! — раздался за моей спиной голос госпожи Хадзуки. — Вон, уже тело моей девочки упаковывают. Думают, что смогут вынести её из Кабуки-тё… Миоки… Моя девочка…

Когда обернулся, то увидел трех человек в черных костюмах, черных очках и с такими каменными выражениями на лицах, что их можно было принять за ожившие памятники. Судя по широким плечам, набитым костяшкам кулаков и нескольким шрамам на лицах, это были вовсе не нянечки детского сада.