– Сенька! Ты чего! Тебе нельзя никуда идти! Ты в больнице.

– Почему нельзя? Я хочу домой.

Маска мешала ребенку говорить. Поколебавшись немного, Денис снял ее, посмотрел внимательно на Сеньку. Вроде выглядит нормально, и даже лицо уже не такое бледное.

– У тебя что-то болит?

– Нет. – Мальчик внимательно посмотрел на потолок, будто искал там ответ. – Вообще-то я пить хочу.

– Сейчас поищу.

«Наверное, ему можно пить. По крайней мере, никто не говорил, что нельзя. Только кулера нигде не видно».

Журналист решил спросить насчет питьевой воды у царственной медсестры, но не успел выйти. Дверь открылась, и в палату вошел Геннадий.

– Э-э… – получилось вместо «здрасте». – Я как раз… это… собирался вам звонить.

Господин Айзель прошел мимо Дениса, будто не заметил его.

– Сенька! Ты как, сынок? Как себя чувствуешь?

– Папа? – Ребенок заерзал на кровати. Сразу стало очень заметно, что он привязан проводами датчиков, монитор стал отсчитывать пульс чаще. – Ты тут?

– А где мне еще быть? Моего сына зачем-то положили в больницу, я собираюсь забрать тебя домой. Не хочешь же ты лежать в палате?

– Да, – дрожащим голосом сказал мальчик, – я хочу лежать здесь. Мне здесь нравится.

Геннадий негромко посопел пару секунд.

– Так. Не дури. Поехали домой. У тебя там много игрушек осталось, компьютер, планшет. Помнишь? Все эти вещи тебя ждут, скучают.

Губы Сеньки упрямо сжались, глаза покраснели.

– Они неживые вообще-то, ты сам мне говорил. Значит, они не умеют скучать.

– Ребенок после дэ-тэ-пэ, он вообще чудом жив остался, ему требуются наблюдение врачей и уход, – вмешался Вербицкий.

«Неужели не получится вразумить этого директора мизераблей? Но тот упорно делает вид, будто не видит меня и не слышит. Что же это он, пытается показать, что я плохо сработал? Я должен был ему первым делом доложить о происшествии, а не мчаться в больницу вместе с его сыном?»