Все, что делала Аманда потом, происходило со страшной скоростью.

Она взяла две луковицы из сетки, висевшей рядом с окном, почистила их и быстро нарезала маленькими кубиками. Потом буквально выдрала два зубчика из головки чеснока и раздавила их, причем сделала это прямо своей мясистой рукой, опираясь на нее всем телом. После выудила из мойки грязную вилку и начала сдирать со сковороды старый пригоревший жир. Затем она вытащила из холодильника кусок сала, нарезала его кубиками, как и пару помидоров и цукини, и поставила все это жариться.

– Открой-ка бутылку вина, – приказала она, – сейчас все будет готово.

София принесла бутылку красного вина, которая стояла рядом с холодильником на полу, достала штопор из левого ящика стола и только собралась открыть вино, как Йонатан забрал бутылку у нее из рук.

– Давайте я это сделаю, – сказал он, – я буду рад, если и для меня найдется работа.

Он открыл бутылку и подал ее Аманде, которая одарила его сияющей улыбкой, появившейся между толстыми щеками, пропела «grazie»[32] и вылила почти половину бутылки красного вина на сковородку.

– Я люблю готовить, – пронзительным голосом заявила она, – а если у меня такой красивый жилец, то я вообще творю чудеса!

– Что она сказала? – спросил Йонатан, и София перевела:

– Моя мать сказала, что ей доставляет удовольствие готовить, когда у нее приятные гости.

Йонатан кивнул и улыбнулся Аманде, которой в этот момент захотелось чихнуть, и она чихнула – прямо на соус, что, однако, нимало ее не смутило. Она только громко шмыгнула носом, продолжая высыпать целые горы приправ на сковородку.

Йонатан вздрогнул от отвращения, не представляя себе, как сможет хоть что-то съесть из ее рук.

Аманда как раз выкладывала вареные макароны на сковородку, когда Риккардо зашел в кухню и протянул руку Йонатану.

– Buongiorno.

Его рука была крепкой и грубой. Йонатан чувствовал трещины и мозоли, оставленные многолетней тяжелой работой на поле и в лесу.

– Come sta?[33] – спросил Риккардо.

– Bene. Grazie.[34]

Аманда вытащила из холодильника пакет со сливками, надорвала его зубами, изрядно при этом обляпавшись, чего, похоже, даже не заметила, и вылила не менее поллитра сливок на сковородку. Потом все хорошо перемешала, добавила еще пару оливок и рявкнула на всю кухню «A posto!», что должно было обозначать не что иное, как «Мы можем есть!».

София вынула из шкафа глубокие тарелки. К одной приклеилась старая кожура от лука-порея, на другой осталась клякса засохшего томатного соуса. Йонатан рассмотрел, насколько грязными и жирными они были. И бокалы, которые София вынула из шкафа, оказались мутными и захватанными.

Аманда шлепнула сковородку на стол, сложила толстые пальцы и пробормотала молитву. София и Риккардо лишь закрыли глаза.

Затем она начала распределять пищу. Йонатану она положила целую гору макарон, себе – тоже, Риккардо досталось немножко меньше, а Софии – лишь четверть того, что лежало на тарелке у Йонатана. Он даже не пытался протестовать, лишь улыбался в надежде на то, что как-то переживет этот обед, и думал над тем, как в будущем избежать кулинарных услуг Аманды.