нить начальнику управления?
— Звоните, — ответил майор и, немного подумав, добавил,
— Я приказываю вам осмотреть прибывших больных с семь
сот семнадцатой командировки.
— Есть осмотреть больных, — послушно повторила Любовь
Антоновна.
— Y меня к вам личный разговор, доктор. Один на один.
Насчет его здоровья, — счел нужным пояснить майор, кивнув
в сторону полковника. — Вы дура, Ивлева! — заговорил майор,
когда они вышли из домика. — Восемь лет в лагерях и ума
не набрались. Я тебя врачом штатным хотел у себя оставить,
а ты мне в суп серешь. Боишься своего начальника? Ты к нему
не попадешь. Держись за меня, выгоднее.
— Разъясните, гражданин начальник.
— Любой, кто в лагере пробыл полгода, понял бы. А ты:
«разъясните!» Где не надо — вы умные, а где надо — дураки.
Видишь, что я против зеков с семьсот семнадцатой... а ты мазу
17
за них держишь. Выздоровеет полковник и на глубинку загре
мишь. Тут тебе платье ситцевое дали, халат чистый, сыта.